Тема массовых бесчинств Красной армии в Германии так долго была под запретом в России, что даже теперь ветераны отрицают, что они имели место. Лишь некоторые говорили об этом открыто, но без всяческих сожалений. Командир танкового подразделения вспоминал: „Они все поднимали юбки и ложились на кровать“. Он даже хвалился, что „два миллиона наших детей родились в Германии“…
Маршал Рокоссовский издал приказ № 006, в котором говорилось о том, что чувство ненависти к врагу должно проявляться только во время боя. Приказ предусматривал наказание солдат за грабежи, кражи, насилие над местным населением, бессмысленные поджоги и разрушение зданий. Однако кажется, что этот приказ не достиг должного эффекта. Предпринимались, правда, попытки навести порядок. Ходили рассказы о том, что некий командир дивизии самолично расстрелял лейтенанта, насиловавшего вместе со своими солдатами немецкую женщину. Однако в большинстве случаев начальству наводить в собственных частях порядок было очень тяжело, а среди пьяных солдат, вооруженных к тому же автоматическим оружием, — просто опасно.
Даже генерал Окороков, начальник политического управления 2-го Белорусского фронта, 6 февраля выступил против того, что он называл „отказом мстить своим врагам“. В Москве же больше заботились о том, чтобы предотвратить бессмысленные разрушения, чем насилие. 9 февраля „Красная звезда“ писала, что любое нарушение дисциплины только ослабляет победоносную Красную армию, месть не должна быть слепой, а злость — неразумной. Далее в газетной статье говорилось, что солдаты в слепом гневе могут разрушить то или иное производство, которое является очень ценным для Красной армии.
Политруки на фронте пытались применить похожий подход к проблеме изнасилований. Если правильно воспитать солдат, говорилось в документах политуправления 19-й армии (входившей во 2-й Белорусский фронт. — Б. С.), то они просто не захотят иметь половые связи с немецкими женщинами. Солдаты будут испытывать к ним отвращение. Однако такая софистика только осложняла дело, загоняла проблему в тупик. Даже советские женщины, находящиеся в армии, не осуждали мужчин-военнослужащих. „Поведение наших солдат в отношении немцев, особенно немецких женщин, совершенно корректное“, — говорила 21-летняя девушка из разведывательного подразделения Аграненко. А по словам Копелева, одна из его помощниц в политотделе даже как-то пошутила по поводу случаев изнасилования немок, что вызвало естественное раздражение у этого писателя.
Нет сомнения, что преступления, совершенные германскими войсками на оккупированной территории Советского Союза, а также специфическая политическая пропаганда способствовали тому, что по Восточной Пруссии прокатилась волна ужасных изнасилований женщин. Но месть — это только часть объяснения. Если солдаты были пьяными, то для них не имела значения национальность своей добычи. Лев Копелев вспоминал, что, будучи в Алленштейне, он вдруг услышал пронзительный крик. Затем увидел, как молодая девушка убегает от двух пьяных советских танкистов. Она кричала: „Я полька! Святая Мария, я полька!“…
Основным побудительным мотивом для изнасилований являлось все же пьянство. Пили всё подряд, включая различные химические препараты из лабораторий. Является фактом, что постоянное пьянство ослабляло боевые возможности Красной армии. Ситуация стала настолько критической, что органы НКВД были вынуждены донести в Москву о массовых случаях отравления алкоголем, захваченным на оккупированной территории Германии. Многие женщины, изнасилованные пьяными солдатами, оказались на всю жизнь изувеченными. Может показаться, что красноармейцам просто необходимо было напиться, чтобы изнасиловать женщину, однако порой они так напивались, что даже не могли завершить половой акт».
Дело, как представляется, было не только и не столько в пьянстве. В Красной армии много пили всегда. Разумеется, трофейные запасы спирта и алкоголя в Германии способствовали тому, что пить стали больше. В советских политорганах даже родилась теория, что немцы, дескать, специально оставляют запасы спирта, в том числе ядовитого метилового, и алкоголя на территориях, занимаемых Красной армией, чтобы спаивать и травить красноармейцев. В действительности все обстояло гораздо проще. Немецкое командование в первую очередь эвакуировало войска, раненых и беженцев, а из складов — боеприпасы, горючее и продовольствие. До алкоголя просто руки не доходили, тем более что из-за быстрого наступления советских войск не всегда успевали вывезти даже раненых и беженцев.
Но убивали и насиловали красноармейцы все же не потому, что были пьяны. Скорее наоборот, перед совершением преступления они выпивали «для храбрости». Преступления совершались не из-за пьянства, а из чувства мести и ненависти к окружающему миру, открывшемуся советским людям в Европе, такому благополучному и устроенному, тогда как их каждый день гонят на смерть, а на родине остались сожженные города и села, где никогда не было такой сытой жизни, как в той же Восточной Пруссии.
Между прочим, так поразивший Льва Копелева эпизод в Алленштейне, когда он увидел девушку-польку, убегавшую от двух красноармейцев, запечатлен и в поэме Солженицына «Прусские ночи»:
Где-то тут же, из-за стенки,
Крик девичий слышен только:
«Я не немка! Я не немка!
Я же полька. Я же полька…»
В упомянутом Бивором приказе военного совета 2-го Белорусского фронта № 006 от 22 января 1945 года, с которым требовалось ознакомить весь командный состав до командиров взводов включительно, утверждалось, что захват крупных запасов спиртного соблазнил солдат к «чрезмерному потреблению алкоголя», и, наряду с «ограблениями, мародерством, поджогами», — об убийствах умалчивалось — теперь всюду наблюдается массовое пьянство, в котором участвуют даже офицеры. В качестве примера приводилась 290-я стрелковая дивизия, где солдаты и офицерский состав напились до такой степени, что «утратили облик бойца Красной Армии». Рокоссовский возмущался тем, что на танках перевозились винные бочки, а машины для боеприпасов были настолько загружены «всевозможными предметами домашнего обихода, захваченным продовольствием, гражданской одеждой и т. д.», что стали обузой для войск, ограничивая свободу их передвижения и уменьшая «ударную силу танковых соединений». Рокоссовский потребовал «выжечь каленым железом эти позорные для Красной Армии явления», привлечь к ответственности виновных в грабежах и пьянстве и карать их вплоть до расстрела, установить «в кратчайший срок образцовый порядок и железную дисциплину» во всех войсковых частях. Рокоссовский осудил и убийства пленных, хотя прямо их и не упомянул. Он напомнил только, что «врага нужно уничтожать в бою, а сдающихся брать в плен».
