Фёдор Долидзе пригласил и Игоря Северянина.
Сергей Спасский:
«Северянин приехал к концу программы. Здесь он был в своём обычном сюртуке. Стоял в артистической, негнущийся и „отдельный“…
Прошёл на эстраду, спел старые стихи из «Кубка»».
Маяковского поддерживали Эльза Каган и Роман Якобсон, причём последнего даже избрали членом комиссии по подсчёту голосов.
Выслушав выступления поэтов, публика принялась передавать в счётную комиссию бюллетени с фамилиями понравившихся ей стихотворцев.
Сергей Спасский:
«Начался подсчёт записок. Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он всё же увлёкся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям.
– Только мне кладут и Северянину. Мне – налево, ему – направо.
Северянин собрал записок немного больше, чем Маяковский.
«Король шутов», как назвал себя Дуров, объявил имя «короля поэтов».
Третьим был Василий Каменский.
Часть публики устроила скандал. Футуристы объявили выборы недействительными. Через несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом «долой ваших королей»».
Николай Захаров-Мэнский:
«Голосовали закрытой баллотировкой, причём подавляющее большинство получил И. Северянин, которого тут же под гром аплодисментов венчали лавровым венком в короли».
Лев Ольконицкий:
«После выборов Маяковский довольно едко подшучивал над его „поэтическим величеством“, однако мне показалось, что успех Северянина ему неприятен. Я сказал ему, что состав публики был особый, и на эту публику гипнотически действовала манера чтения Северянина, у этой публики он имел бы успех при всех обстоятельствах.
Маяковский ответил не сразу, затем сказал, что нельзя уступать аудиторию противнику, какой бы она ни была. Вообще надо выступать даже перед враждебной аудиторией: всегда в зале найдутся два-три слушателя, по-настоящему понимающих поэзию.
– Можно было ещё повоевать…
Тогда я сказал, что устраивал выборы ловкий делец, импресарио, что, как говорили, он пустил в обращение больше ярлычков, чем было продано билетов. Маяковский явно повеселел:
– А что ж… Так он и сделал. Он возит Северянина по городам. Представляете себе – афиша «Король поэтов Игорь Северянин»!
Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал талант Северянина. Он не выносил его «качалки грезёрки» и «бензиновые ландолеты», но не отрицал целиком его поэтического дара. После революции он даже подумывал, выражаясь словами стихов Северянина: «растолкать его для жизни как-нибудь»».
Сам Игорь Северянин в «Заметках о Маяковском» написал:
«… меня избрали «Королём поэтов». Маяковский вышел на эстраду: «Долой королей – теперь они не в моде!» Мои поклонники протестовали, назревал скандал. Раздражённый, я оттолкнул всех. Маяковский сказал мне: «Не сердись, я их одёрнул – не тебя обидел. Не такое время, чтобы игрушками заниматься…»».
Болевшие за Маяковского Эльза Каган и Роман Якобсон никак не могли понять, почему Маяковский так спокойно отнёсся к своему поражению.
Эльза потом вспоминала:
«Хлебников, Маяковский, Асеев, Кручёных… Они нарушили в поэзии повторность буквы Б… Брюсов, Бальмонт, Белый, Блок… мой поэтический пейзаж дореволюционного периода…
Но над всеми, над всей поэзией того времени продолжал для меня царить Маяковский. И когда в феврале 1918 года в Политехническом музее были «выборы короля поэтов» и «королём» провозгласили Северянина, а не Маяковского, я волновалась необычайно. Сравнивать Северянина или Вертинского с Маяковским!..
Сам Маяковский стоял на эстраде бледный, растрёпанный, перекрывая шум бушевавшей аудитории уже охрипшим от крика голосом!»
Газета «Раннее утро» на следующий день в заметке «Спекуляция на поэтах» сообщала:
«Выступление Маяковского сопровождалось, как всегда, скандалом и криками. Ослеплённый желанием попасть в короли, он несколько раз вскакивал на стол и, стараясь перекричать негодующие голоса, отчаянно размахивал руками, сжатыми в кулаки».
Журнал «Рампа и жизнь» в десятом номере писал:
«Часть аудитории, желавшая видеть на престоле г. Маяковского, ещё долго, после избрания Северянина, продолжала шуметь и нехорошо „выражаться“ по адресу нового короля и его верноподданных».
Николай Захаров-Мэнский:
«Помнится, футуристы остались очень недовольны барышом, доставшимся от вечера Ф.Я.Долидзе, обещая устраивать подобные вечера ежегодно».
Но…
В будущем известный советский актёр, а тогда ещё только готовившийся поступить на юридический факультет Московского университета девятнадцатилетний Рубен Николаевич Симонов, тоже присутствовал на состязании поэтов. В своих воспоминаниях он написал:
«Прошло лет десять после этого вечера. Как-то, идя по Никитскому бульвару, я встречаю Василия Каменского. Мы направляемся в пивной бар, который находился в конце Никитского бульвара. Вспоминаем недавнее прошлое, диспуты в Политехническом, вечер избрания „короля поэтов“.
– Как же так получилось, что избран был Игорь Северянин? – задал я вопрос Василию Васильевичу.
– О, да это преинтереснейшая история! – весело отвечает Каменский. – Мы решили, что одному из нас – почести, другим – деньги. Мы сами подсыпали фальшивые бюллетени за Северянина. Ему – лавровый венок, а нам – Маяковскому, мне, Бурлюку – деньги. А сбор был огромный!»
Между тем ситуация в стране продолжала оставаться очень тревожной. Немцы, возобновившие боевые действия, продвигались к Петрограду.
21 февраля Совнарком принял декрет, который объявлял:
«Социалистическое отечество в опасности!».
Комендант Смольного Павел Дмитриевич Мальков в своих воспоминаниях писал:
«Оставаться в Петрограде стало небезопасно. Но куда переезжать? Управляющий делами Совнаркома Владимир Бонч-Бруевич предложил – в Москву. Ленин согласился, но выдвинул условие: в Москву предварительно не сообщать, переезд организовать внезапно.
Конспирация была строжайшей. Только избранные были посвящены в реальные планы по переезду. Остальным сообщили, что правительство и партруководство переедут… в Нижний Новгород».
