…Начиная с 1990 года Ельцин и Коржаков становятся всё ближе, их отношения довольно скоро перестают носить характер служебных, чисто деловых. Формально Коржаков числился в частной охранной структуре, никакой официальной должности при Ельцине с 1988 по 1990 год у него не было.
Тем не менее до того, как стать депутатом, Председателем Верховного Совета РСФСР, Ельцин частенько передвигался по Москве на личной машине Коржакова — «Ниве». А когда политическая борьба слишком «доставала», с удовольствием ездил в его летний дом, в подмосковную деревню, которую Александр Васильевич не без юмора называл «Простоквашино».
Именно к этому периоду относится период ельцинской «реабилитации», когда после жуткого напряжения, депрессии, после стольких лет существования в футляре партийного лидера он вновь ощутил почти забытый вкус жизни, почувствовал себя свободным и сильным.
Прямо скажем, романтический период…
В ситуации непрерывного стресса Ельцину был очень нужен друг, с которым можно поговорить откровенно и который при этом не будет вникать во все сложности политической борьбы. Пусть этот «друг» далеко не всё понимал, пусть ему не хватало кругозора и интеллекта, в данном случае это не важно. Эмоции нужнее.
Кризисы 1991 и 1993 годов сделали эти эмоции прочными и глубокими. Ситуация грозила стать катастрофической, и Ельцину было действительно важно знать, что рядом есть человек, в прямом смысле готовый пожертвовать ради него своей жизнью. Ельцин, конечно, не забыл, как предал Горбачева в августе 1991-го начальник его охраны Медведев. Да и Коржаков никогда не ленился грамотно напомнить ему об этом.
При этом Ельцин никогда, ни при каких обстоятельствах не переходил с Коржаковым на «ты». Их отношения развивались как бы на двух уровнях. Первый, так сказать, рабочий и будничный, предполагал наличие дистанции, жесткую иерархию, прохладно-вежливое «вы». На втором уровне, пусть и никогда не проявлявшемся открыто, остававшемся в подтексте, Коржаков был другом, «кровным братом», которому было позволено многое, и об этом они оба тоже никогда не забывали. Отношения этих людей, достаточно глубокие и драматичные, могли бы стать предметом самостоятельного, может быть, даже художественного исследования. Достаточно упомянуть, что Ельцин был шафером на свадьбе дочери Коржакова, а сам Коржаков был крестным ельцинского внука. Слуги, помощники, секретари довольно часто перестают играть чисто формальную роль и занимают особое положение в государственной иерархии. Это мы хорошо знаем из истории. Но никогда это добром не заканчивается. «Тень, знай свое место!» — так герой может решить эту проблему только в сказке.
Собеседники Коржакова всегда отмечали его цепкий природный ум, хорошую память и реакцию, народный юмор. И конечно, преданность президенту. В качестве телохранителя Коржаков был действительно золотым самородком. Но для уровня руководителя самой мощной на тот момент федеральной спецслужбы ему слишком многого не хватало, прежде всего осознания пределов своей компетенции.
Коржаков никогда не скрывал, что рассматривает понятие «безопасность» предельно широко. «Я на вас стучал президенту, стучу и буду стучать, это моя работа», — откровенно говорил он в кругу помощников. Коржаков считал «своей работой» абсолютно все аспекты политической жизни. «Стучать», то есть вмешиваться, используя свое влияние, и в дела президентской администрации, и в отношения Ельцина и Черномырдина, он продолжал, несмотря ни на что. Конечно, представить себе такое при прежних, советских руководителях было немыслимо.
В силу особого положения он постепенно становился самостоятельной фигурой и подбирался к рычагам власти, стал лидером «силового блока» в окружении Ельцина. Начал проникать Александр Васильевич и в другие сферы. Ему удалось уговорить Б. Н. поставить «своего» человека в Госкомимущество, организовать особым указом льготы на торговлю алкоголем и сигаретами для Национального фонда спорта, где у него тоже стоял свой человек.
Были и другие примеры: так, однажды главный телохранитель предложил пресс-секретарю Ельцина прочитать «на предмет экспертизы» объемную экономическую программу, составленную его службой, в противовес программе правительственной.
— Александр Васильевич, но при чем здесь я? — слабо оправдывался пресс-секретарь.
Надо сказать, что все эти «записки» Коржаков исправно подавал на стол Ельцину.
К первой половине 1995 года список людей Коржакова, то есть его друзей или его протеже во власти, оказался уже довольно широким: в него входили и генеральный прокурор А. Ильюшенко, и вице-премьер Олег Сосковец, и начальник Государственной службы охраны, а затем Федеральной службы контрразведки Михаил Барсуков, вице-премьер, а затем глава администрации Николай Егоров. Пытался Коржаков назначить и «своего» председателя Российской телерадиокомпании и т. д….
В рамках этой нехитрой, но эффективной стратегии «порядочному и преданному» Коржакову был очень выгоден сентябрьский демарш главных фигур в администрации Ельцина.
Между тем реакция Наины Иосифовны на письмо помощников была весьма красноречива. Она абсолютно не считала его полезным. И вовсе не потому, что не разделяла тревоги его авторов.
Н. И. прекрасно знала характер того, к кому было обращено это послание. Она заранее знала, что реакция Б. Н. на письмо будет резко отрицательной.
Очень жесткие политические характеристики, данные в письме помощников, больно задели его — ведь это была его команда, и получалось, что они оставляют его одного вместе с этими проблемами, отказываются идти дальше вместе с ним, ставят условия…
Пусть это субъективная, эмоциональная оценка, но другой в тот момент она быть, наверное, не могла.
Прекрасна знал это и Коржаков, когда подписывал письмо.
Характер, привычки, миросозерцание слуги позволяли ему спокойно выносить жесткий нрав Ельцина, который для других становился непреодолимым барьером, позволяли интриговать, не стесняясь ничего. В этой обстановке он чувствовал себя как рыба в воде.
Этот год был очень нелегким (и объективно нелегким) прежде всего в экономике.
11 октября 1994 года грянул «черный вторник», обвал рубля.
Из-за падения курса российского рубля на ММВБ на 845 пунктов возникла реальная угроза экономического кризиса. Президент назвал сложившуюся ситуацию «попыткой финансового путча». Сотрудники банков объясняли происшедшее бездействием ЦБ РФ и правительства. В свою очередь, чиновники во всем обвиняли коммерческие банки, которые якобы по плану выбрасывали на биржу миллиарды рублей.
