Я промолчала. Мне было очень неловко. Мы обе молчали. Йоко встала и стала смотреть на Центральный Парк. Она тихо заговорила: «Я проходила вместе с ним примитивную терапию. Я видела, как он возвращался в свое детство. Я знаю его самые глубокие страхи.»
Это был мрачный, ужасный момент, и мне хотелось забыть о нем как можно скорее.
Каждый день в «Дакоте» случался какой — нибудь кризис, а реакция Йоко всегда была одной и той же: «спроси Мэй». Но это не беспокоило меня. Я наслаждалась интересной работой и тем, что для меня постоянно было что — то новое.
В течение того времени Джон вел себя исключительно тихо. Временами, однако, он терял выдержку и громко орал, если ему что — либо не нравилось. Или он мог уставиться на тебя неистовым, пугающим взглядом. Он, похоже, хорошо знал, что ему стоит лишь повысить голос или изменить выражение лица, чтобы обидеть и напугать кого угодно. Вот почему мы всячески старались угодить ему. Нам было очень неприятно видеть его расстроенным, и он знал это.
Через один или два месяца после переезда в Дакоту Джон заявил нам, что хочет попрактиковаться в печатании на машинке. Он занял кабинет рядом со мной и пару раз в день заходил туда и показывал мне, как идут его успехи. Эти визиты были короткими, забавными, дружескими и, как я думала, невинными.
Весной Йоко решила записать новый альбом «Чувство Космоса». Она больше не хотела работать со «Слоновой Памятью» и попросила барабанщика Джима Келтнера собрать для нее новую группу. В эту группу предполагалось включить талантливого, энергичного гитариста с приятной внешностью по имени Дэвид Спиноза. Бывая каждую ночь в студии с Йоко, я видела, что Спиноза восхищал ее.
Позднее я узнала, что она, прослышав о его разводе с женой, которую он любил с детства, написала Спинозе несколько сочувственных писем. Во время записей она, тем не менее, оставалась отчужденной, за исключением одного — двух моментов, когда они со Спинозой, закругляя, разговаривали или пересмеивались. Спиноза был в восторге от того, что Йоко интересуется им. В конце концов она была женой Джона Леннона, Йоко Оно, буквально половиной дуэта «Джон и Йоко», а он — просто молодым, относительно неизвестным гитаристом.
Однажды во время записи Йоко послала меня назад в Дакоту привезти для нее тамтам.
Джон смотрел телевизор. Он встал и нашел этот барабан на полке в гардеробе. Когда я вернулась в студию, Йоко спросила: «Джон был там?»
«Да», — ответила я.
«Он был голым?»
«Нет»
Йоко хихикнула. «Иногда Джон ходит по дому голым.»
«Я никогда не видела Джона в голом виде.»
«Да? — сказала она. — Ты уверена?»
Йоко выглядела разочарованной. Было похоже, что она хотела, чтобы я увидела Джона голым, что очень смущало меня.
В тот момент я и не предполагала, что было у нее на уме.
В тот август я была с ними уже более трех лет, когда Джон вдруг снова стал писать. К тому времени я понимала, что Джон и Йоко занимают центральное место в моей жизни. И вот настал тот понедельник, когда Йоко сделала свое ужасающее «предложение». Я вдруг поняла, что нравится мне это или нет, мне предстояло тоже занять центральное место в их жизни.
Ее слова продолжали звенеть в моих ушах. Это будет здорово. Он будет счастлив. Все нормально… Все нормально…
Это было ненормально. Таковой была моя единственная реакция на то, что Йоко придумала для нас с Джоном, и я не хотела ничего такого. Моей единственной надеждой было, что пока я буду усердно работать весь этот день, новая затея Йоко просто потухнет.
В полдень она появилась в дверях. «Я все еще уговариваю Джона поехать сегодня вечером в студию. Это будет самым удобным моментом для вас, чтобы начать.» В два она появилась вновь. «Джон, похоже, сегодня не хочет идти в студию. Вероятно, он отложит это.» В четыре она вернулась: «Джон, вероятно, отложит, но не уходи домой, пока он не решит окончательно.» В начале седьмого я пошла на кухню попить воды и встретилась с ней лицом к лицу. Сразу после этого Джон позвонил из спальни. Я уставилась на телефон. Впервые с тех пор, как я познакомилась с Джоном, мне было страшно говорить с ним.
«Мэй, возьми трубку, это Джон.» Я автоматически подняла трубку. «Да, Джон…» Молчание Джона было вполне красноречивым — он тоже был в курсе плана Йоко. «Джон?» — сказала я.
«Йоко там?»
Я передала ей трубку, а затем встала и вышла из кухни. Мне не хотелось слышать, как она уговаривает его поехать в студию. Через несколько минут она вошла в мой кабинет. «Сегодня в студию не пойдете. Ты можешь ехать домой, Мэй.»
Медленно шагая по Западу Центрального Парка, я пыталась проанализировать все, что произошло в тот день. Я чувствовала какое — то оцепенение. Мне приходилось распутывать всякие затруднения — это была моя работа — но предложение Йоко выходило за грани всех моих пределов.
Ожидая автобуса, я думала о том, чтобы уволиться. Мне не хотелось увольняться. Я очень любила Джона и Йоко. Я также понимала, что такую интересную работу мне нигде больше не найти. И — если бы я уволилась — не сочтет ли Йоко необходимым испортить мою репутацию, чтобы никто не поверил мне, если бы я стала обсуждать с кем — либо ее «предложение»? Что она сказала бы в ответ на запросы о рекомендациях? Я думала, что Йоко, всегда бывшая экстремистом, имела силу и волю на то, чтобы сделать затруднительным для меня найти работу где — то в шоу — бизнесе, если бы она посчитала, что я предала ее тем, что ушла. Я решила держаться до конца, сколько возможно.
* * *На следующее утро планы Йоко не переменились. Ровно в девять сорок пять она вошла в мой кабинет. «По — моему, сегодня все случится. Вечером вы с Джоном поедите в студию». Она сладко улыбнулась. «Ни о чем не беспокойся.»
Снова я занималась работой, все время размышляя, что она скажет мне еще, но Йоко оставила меня в покое до конца дня. Я стала думать, что ее отсутствие значит то, что Джон заартачился, и постепенно стала успокаиваться.
К концу дня Джон вошел в мой кабинет. «Вечером поедем в студию», — сказал он спокойно. Это походило на обычную работу: ничего не говорило в нем о том, что у него на уме есть что — то еще кроме работы, а его профессиональный тон указывал на то, что драма окончена. Я подумала, что Джон и Йоко как — то преодолели все это, и я с облегчением и благодарностью стала собирать листки с текстами песен Джона, сигареты и взяла из ящичка для мелких расходов немного денег на случай, если мне придется купить что — нибудь Джону во время записи. Затем я позвонила привратнику, чтобы удостовериться, ждет ли нас лимузин.
