с тусами в рождественскую ночь. Шульц рассказал, что готовятся несколько party, но никакой организованной тусовки не предвидится. Все будут просто ездить с одного party на другое в поисках наркотиков, а потом будут «угорать». Нас такая перспектива не обрадовала, и мы двинули назад в тихий Арамболь, уже зная, что ни на какие party «угорать» не поедем.
В Арамболе, сидя за прекрасным ужином и наблюдая, как солнце падало в рубиновый стакан с портвейном, мы повстречали Аркашу из Челябинска, с которым случайно познакомились месяца два назад на Бигали Тола в Варанаси.
Это был долговязый парень лет тридцати, в образе которого просматривался отпечаток сильного влияния кришнаитов. Он второй раз в Индии, а в первый, как выяснилось, действительно мотался с сектантами по ашрамам. Но, как выражался он сам, «сейчас слез». Больше Аркаша кришнаитом себя не считал, однако часто экспериментировал с галлюциногенами. Поэтому я не удивился, когда вместо полноценного ответа услышал невнятное бурчание. Спустя несколько минут он нас признал и присоединился к трапезе.
Аркадий был крайне удивлен, узнав, что сегодня рождество, по его расчетам оно должно было быть через пару дней. Просидев в ресторанчике до темноты, отправились к нему. Прикончив остатки нашего непальского гаша, отведали его травы и выпили по стаканчику рома.
Потом решили пойти в недавно отстроенный русский бар под названием «Butterfly». Когда мы вышли за стены жилища, Арсений понял, что чертовски нетрезв и, ориентируясь лишь на мелькающие впереди пятки Аркадия, кое-как добрел до этого места.
«Butterfly» — огромный шатер из парусины, внутри от потолка спускались полосы полупрозрачной ткани, прижатые к песку бамбуковыми палками. Несколько таких полос, образовывали комнатки-купе, где лежали полосатые матрасы, забавно мерцая в флюоресцентном свете. Играл «chillout music».
Отправились за Аркадием в одно из таких купе, где сидело уже пять человек — три парня и две девушки. Девицы осведомились у Аркадия, кто мы такие и что — типа «нерусских нам здесь не надо», но, признав соотечественников, сказали: «Ласково просимо», отправив, тем не менее, в другую комнатку. Нам это не понравилось. В Индии, где все счастливы и доброжелательны, где каждый новый человек тебе друг и брат, где белые люди по-приятельски здороваются с тобой на улице, такой прием могут оказать только русские. Эти, однако, оказались белорусами. Просидев перед пустым столом в пустом клубе с добрых полчаса, нас известили, что тут и вход платный, и что, мол, с каждого по двести рупий, тогда и бар на халяву. Алкоголь в бар еще не завезли, а кухню еще не построили — что можно было взять в баре бесплатно кроме минералки, для меня осталось загадкой!
«Мы, пожалуй, пойдем», — сказал Арсений, и тогда нам предложили остаться за сто рупий. Оставив Аркашу заложником в белорусском плену, мы послали всю эту жадную, негостеприимную компашку и отправились на пляж.
Тут было намного приятней — шум океана, темнота, ни души вокруг, на горизонте линией огней светятся рыбацкие кораблики, справа вдали мерцают огоньки центра Арамболя, небо усыпано звездами.
Закат
Мы шатались по пляжу, пока наконец, не набрели на какое-то одинокое бамбуковое кафе, тускло освещенное голой лампочкой — еще одна жалкая попытка туземцев организовать свой бизнес, разумеется, нелегальный. Арсения прибило поесть и, взглянув на цены, он решил все же попробовать, что же такое этот «Russian salad», заказав еще чапати с сыром и чесноком. Я довольствовался ромом и рассчитывал на кусочничество. Не прошло и двух часов, как ему принесли то и другое. Салат представлял собой возвышающуюся на дне тарелки кучку рубленой капусты с кусочком морковки, прикрытой четвертинками очищенного грязными пальцами вареного яйца.
Проходя мимо перетяжки, призванной рекламировать «Butterfly», я презрительно поморщился, дав себе слово больше там не появляться. В этот момент у Арсения начались приступы змеефобии, ему стало казаться, что весь пляж просто кишит змеями. Он принялся высоко поднимать ноги и шуметь, дабы отпугнуть мнимую нечисть подальше. Выглядело это забавно, его, вдобавок ко всем движениям, еще и штормило. Таким образом, Арсений домаршеровал до бунгало и умудрился взгромоздиться на мопед. Спустя пятнадцать минут мы сидели в непальской кафешке, ожидая chowmin [38] с морепродуктами, и cheese naan [39], в толщине и качестве которого я был уверен.
Отправив все вышеперечисленное в желудок, я почувствовал себя на пике обжорства. Погрузив распухшие, как шар, животы на скутеры, вернулись домой, где перед сном поклялись друг другу, что больше никогда не будем есть в ресторанах в таком количестве.
* * *
Не помню, что было утром, но, наверное, как всегда Арсений ходил купаться и дымил гашиш, грел опухшее пузо и, подозреваю, даже бегал вдоль пляжа, чтобы от него избавиться, а я тем временем досматривал сны, убивая кого-то в страшных сражениях. Сны у меня всегда отдают криминалом. Вернувшись с пляжа, Арсений сообщил, что у него похмельный синдром.
Ближе к полудню на своих кривых и тонких ногах приковылял Мануэль. Он еще с самого нашего приезда обещал свинину, от которой, конечно, я не мог отказаться. Шли дни, но мяса не было, а на все вопросы относительно оного Мануэль, качая головой, как болванчик из табакерки, отвечал одним словом — «тумороу».
Абу
На этот раз Мануэль принес добрые вести — свинья заколота! Но для получения заветного килограмма нам надо ему помочь — съездить к знакомому, прихватив еще и его друга, Абу. Пока на языке жестов и двух английских слов «My» и «Go» Мануэль пытался нам это объяснить, я заметил бегущего к нам индуса с круглым животиком, в очках и семейках, вооруженного кривыми страшными ножами. Это и был Абу. Он так ловко поместился позади Арсения на мопеде, что порой мой друг был вынужден оглядываться, дабы удостовериться, не слетел ли Абу на одном из поворотов; но когда замечал отблеск засаленной линзы в несуразной оправе, успокаивался…
За моей спиной сидит Мануэль, одной рукой он держится за мое плечо, а в другой у него ножи разной длины и формы, больше похожие на орудия пытки. Он дышит перегаром от фени мне в шею и все время болтает. В зеркале заднего вида я наблюдаю страшную картину — явление красно-черной богини Кали. Красный Арсений в темных очках, с шевелюрой Сида Вишеса, с торчащими коленками, за ними торчат две темные коленки Абу, из шеи Арсения выросла плешиватая голова, черная как уголь, и в очках на «-12», с
