Спецпоезд Гитлера на время маневров стал его «штаб-квартирой», и он охотно жил в нем. Когда позволяли погода и время, фюрер часто совершал прогулки с господами из своего штаба. Поезд не отличался особенной роскошью, но был оборудован практично. Позади двух локомотивов был прицеплен вагон с машинами и багажом, за ним следовал вагон-салон, в передней трети которого находилось жилое помещение с длинным столом и восемью стульями. Через проход размещались купе. Сначала жилое и спальное купе Гитлера с ванной, а затем – два купе для обоих шеф-адъютантов, еще одно – для двух слуг и служебные (в том числе кухня). Далее следовали вагон для криминальной полиции и команды сопровождения, вагон-ресторан, два вагона для гостей, адъютантов, врачей и секретарш, а также вагон для прессы и замыкающий – еще один с автомашинами.
Внешний вид состава был вполне единообразный, все вагоны одинаковой формы и покрыты одной и той же темно-зеленой краской. Каждый пассажир этого спецпоезда должен был иметь при себе проездной билет первого класса. Мы, принадлежащие к окружению Гитлера, кроме того, имели годичные проездные билеты. Маневры проводились по инициативе Бломберга, готовил их полковник Йодль как начальник Отдела обороны страны Управления вооруженных сил. Гальдер{70} (тогда еще – Второй обер-квартирмейстер»генерального штаба сухопутных войск) являлся начальником руководящего штаба, а сам начальник генерального штаба генерал Бек, казалось, ограничивался ролью наблюдателя.
Подготовка и проведение этих маневров, призванных проверить новую систему организации верховной командной власти в виде ОКВ, а также сотрудничество между ним и Главными командованиями сухопутных войск, военно-морского флота и люфтваффе, с самого начала страдали от спора между ОКВ и ОКХ о структуре высших органов и верховных командных полномочиях. Но все-таки в целом их можно было считать удавшимися, и это – заслуга Йодля. Ему, специально предназначенному начальником генерального штаба сухопутных войск на важный пост в ОКВ, приходилось нелегко.
В частности, ему доставалось множество упреков от ОКХ. Но Йодль неуклонно шел своим путем Ни в его, ни Бломберга или его начальника Кейтеля намерения не входило как-либо урезать ответственность Главных командований и их генеральных штабов. Военно-морской флот и люфтваффе тоже не ощущали их на себе. Это опасение имелось только у сухопутных войск. Поводом для разногласий служили, в частности, темп и объем вооружения. Армия стремилась к медленному и систематичному продвижению в данном направлении, а Гитлер усматривал в этом сопротивление его требованиям. Генеральный штаб сухопутных войск использовал потому во время маневров любую возможность разъяснить и наглядно продемонстрировать Гитлеру правильность и необходимость своих представлений о вооружении.
Хоссбах ежедневно информировал Гитлера о стратегической и тактической обстановке, лежавшей в основе маневров, и прежде чем утром покинуть поезд, докладывал ему программу на предстоящий день. В течение дня Гитлер встречался с целым рядом генералов, сообщавших ему дальнейшие подробности и докладывавших о ходе маневров. Мне вспоминаются, до клады обоих обер-квартирмейстеров: 1-го – Манштейна{71} и 2-го – Гальдера. Они избегали всяких подробностей, ибо не очень-то доверяли пониманию Гитлером стратегических и тактических вопросов.
Самому же мне пришлось убедиться в обратном. В один из дней маневров мы посетили позиции зенитной батареи. Гитлер осмотрел орудия и приборы управления огнем, а потом втянул меня в разговор. Его отнюдь не дилетантские вопросы, хотя и носили общий характер (об организации и структуре зенитных частей и т. п.), свидетельствовали, однако, о знании дела. Ему были хорошо известны тактико-технических данные зенитных орудий, их дальнобойность, а от меня он хотел узнать их скорострельность. Ответ я ему дать не смог и уже хотел подозвать командира батареи, но Гитлер не счел это нужным и двинулся дальше. О зенитной артиллерии я не имел никакого представления, поскольку мы, летчики-истребители, называли это «беллетристикой». На сей раз Гитлер ограничился общей темой противовоздушной обороны: от зенитной артиллерии он ожидал большего эффекта, чем от истребительной авиации. Самолет как боевое оружие и его разнообразное применение были ему тогда еще неизвестны. Я, конечно, вступился за свой род оружия и его значение для противовоздушной обороны. Но он дал мне понять, что главной задачей авиационных соединений считает нападение, то есть придает главное значение бомбардировщикам.
Авиации на этих маневрах можно было видеть мало, хотя было задействовано более 1000 самолетов. Сверх рамок маневров в первый день был произведен учебный воздушный налет на Берлин, чтобы проверить готовность к отражению вражеской авиации, а также взаимодействие гражданской ПВО, полиции, пожарной службы и «Красного Креста» при внезапном нападении с воздуха. Берлин впервые пережил затемнение. На маневрах проверялось также взаимодействие сухопутных войск с бомбардировщиками и штурмовиками в нападении и обороне. Поскольку Гитлер в заключительном обсуждении итогов маневров участия не принимал, о том, дало ли взаимодействие сухопутных войск с люфтваффе ожидаемые результаты, я ничего не слыхал. Но должен констатировать, что офицеры сухопутных войск, с которыми я потом беседовал, сочли применение самолетов интересным оживлением поля боя, но никакого серьезного значения для наземного сражения ему придавать не хотели. Насколько по-иному это оказалось потом на войне!
Особенный аттракцион на маневрах показал Удет. Он впервые совершил полеты на только что созданном самолете «Физелер-Шторьх». В сопровождении Мильха Удет неожиданно садился в расположении какого-либо штаба или части прямо на лугу или выгоне для скота. Тем самым он доказывал превосходные возможности использования этого «шторьхчика» в качестве связного или курьерского самолета.
Государственный визит Муссолини
Дожидаться окончания маневров Гитлер не стал. 25 сентября он принял Муссолини в Мюнхене. Спецпоезд ночным рейсом доставил нас на юг Германии. Фюрер занимался предстоящим визитом еще на маневрах. Во время обедов в вагоне-ресторане он не раз излагал нам свои мысли о Муссолини и Италии. Нет никакого сомнения в том, что свой политический ангажемент в отношении Италии Гитлер предпринял только в силу его симпатии к дуче, никоим образом не находя полного одобрения собственных советников. Со времени их первой встречи в 1934 г. в Венеции на политической сцене кое-что изменилось. Тогда Муссолини опасался – инстинктивно, наверняка, верно – усиления Германии и считал хорошее взаимопонимание с Австрией наилучшей защитой от возможных эксцессов со стороны рейха. В результате своих предпринятых в одиночку действий против Эфиопии (Абиссинии) Муссолини подвергся по решению Лиги Наций санкциям, которые затрудняли его положение. Германия, с октября 1933 г. уже не являвшаяся членом Лиги Наций, воспользовалась случаем поддержать Италию. Братство по оружию обеих стран в Испании привело к признанию Германией итальянской аннексии Эфиопии. Тогда Муссолини и заговорил впервые об «оси Берлин – Рим». Затем последовало признание обоими государствами националистического испанского правительства генерала Франко. Когда федеральный канцлер Шушниг весной 1937 г. во время своего визита в Венецию попросил Муссолини оказать поддержку Австрии против Германии и ее усиливающегося влияния в этой стране, тот повернулся к нему спиной. С тех пор Гитлер прилагал усилия, чтобы вступить с Муссолини в прямой разговор.
