Бенгт Янгфельдт - Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций)

Однако Маяковскому скоро стало ясно, что Осип не обычный богач, а искренне увлекается футуризмом. Но это было новым увлечением. Помимо единственной до чтения “Облака” личной встречи, Лили и Осип видели Маяковского лишь однажды, на публичном выступлении. Когда в мае 1913 года в Россию после многих лет эмиграции вернулся поэт-символист Константин Бальмонт, в его честь был устроен вечер, на котором выступал Маяковский, приветствовавший Бальмонта “от имени его врагов”. Маяковского ошикали, и среди шикающих были Лили и Осип.

Теперь, в 1915 году, Маяковский считался обещающим поэтом, но широкая слава к нему еще не пришла. Его немногочисленные стихи печатались в газетах и малоизвестных футуристических изданиях, а когда осенью 1913 года в Петербурге поставили пьесу “Владимир Маяковский”, Лили и Осип жили в Москве. Насамом деле пока он был известен главным образом как устроитель футуристических скандалов.

Чтение “Облака в штанах” мгновенно развеяло скепсис Лили и Осипа. В сентябре 1915-го поэма вышла с окончательным посвящением “Тебе, Лиля” на титульном листе, издательским именем ОМБ — инициалы Осипа — на обложке и новым жанровым определением: не “трагедия”, а “тетраптих” — композиция из четырех частей, ассоциативно уводящая к “триптиху”, трехчастной иконе. Тираж 1050 экземпляров. Строки, в которых цензура разглядела богохульство или политическую крамолу, были заменены точками. “Мы знали “Облако” наизусть, — вспоминала Лили, — корректуры ждали как свидания, запрещенные места вписывали от руки. Я была влюблена в оранжевую обложку, в шрифт, в посвящение и переплела свой экземпляр у самого лучшего переплетчика в самый дорогой кожаный переплет с золотым тиснением, на ослепительно белой муаровой подкладке. Такого с Маяковским еще не бывало, и он радовался безмерно”. Продажи, однако, шли вяло, согласно Маяковскому, потому что “главные потребители стихов были барышни и барыни, а они не могли покупать из-за заглавия”.

“Очень жалко, что книга Маяковского тебе не понравилась, — писал Осип Олегу Фрелиху в сентябре, — но думаю, что ты просто в нее не вчитался. А может быть, тебя отпугнула своеобразная грубость и лапидарность формы. — Я лично вот уже четвертый месяц только и делаю, что читаю эту книгу; знаю его наизусть и считаю, что это одно из гениальнейших произведений всемирной литературы <… > Маяковский у нас днюет и ночует; он оказался исключительно громадной личностью, еще, конечно, совершенно не сформировавшейся: ему всего гг года и хулиган он страшный”.

“Брики отнеслись к стихам восторженно”, а Маяковский “безвозвратно полюбил Лилю” — так подвела итог Эльза после чтения “Облака”. Будучи младшей сестрой, она всегда пребывала в тени Лили, а порой, например в случае с Гарри Блумен- фельдом, даже наследовала ее увлечения. Тем не менее в этот раз вышло наоборот: отныне Маяковский не видел никого, кроме Лили.

До чтения поэмы дома у Бриков Маяковский провел лето в Финляндии на Карельском перешейке, где у многих петербуржцев были дачи. Горький жил в Мустамяки, в Куоккале — Репин и Чуковский. Сразу после знакомства с Лили Маяковский объявил Чуковскому, что начинает новую жизнь, поскольку встретил женщину, которую полюбил навсегда, — “единственную”. "Сказал это так торжественно, что я тогда же поверил ему, — вспоминал Чуковский, — хотя ему было 23 года, хотя на поверхностный взгляд он казался переменчивым и беспутным”.

После Петрограда Маяковский должен был вернуться в Куоккалу. Но встреча с Лили изменила его планы, и вместо этого он снял меблированную комнату в гостинице “Пале-Рояль” на Пушкинской улице у Невского проспекта, недалеко от квартиры Лили и Осипа. Приезжая в Петербург, он и раньше часто останавливался здесь. На Пушкинской он прожил до начала ноября, после чего перебрался на Надеждинскую улицу, которая была еще ближе, в пяти минутах ходьбы от них.

Маяковский и Лили начали встречаться, в его квартире или в каком-нибудь доме свиданий, где, по словам Лили, Маяковскому нравилась необычная обстановка, красный бархат и позолоченные зеркала… Они были неразлучны, ездили на острова, гуляли по Невскому, Маяковский в цилиндре, Лили в большой черной шляпе с перьями. По ночам они часто бродили вдоль набережных. По сравнению с Лили все женщины казались Маяковскому неинтересными, любовь к ней одним махом изменила всю его жизнь.

После сурового и скудного богемного быта Маяковский нашел у Лили и Осипа Брик то пристанище, которое искал с тех пор, как девять лет назад умер отец, — мир взрослых, признававших его и внушавших ему чувство уверенности. И все же они были такими разными. Брики богаты — Маяковский беден; они выросли в центре Москвы — он в далекой провинции; они получили высшее образование, были светскими и эрудированными — он даже не кончил школу, его начитанность оставалась рудиментарной и бессистемной, он испытывал трудности с правописанием; они объездили Европу еще

Разителен контраст между “апашем” на картине Бориса Григорьева и поэтом, как он выглядел через несколько месяцев после знакомства с Лили.

в детстве и говорили на нескольких иностранных языках — он никогда не был за границей и, кроме русского, говорил только по-грузински.

Лили и Осип сразу увидели в Маяковском великого поэта, но с трудом принимали его неотесанность, так резко контрастировавшую с их манерами — пусть свободными, но по сути буржуазными. Так же скептически, как мать Лили и Эльзы, к Маяковскому относилась и мать Осипа. Однажды, навещая сына, Полина Юрьевна принесла от Елисеева большую корзину с икрой, конфетами, фруктами и большой дыней. “Стали разворачивать, — вспоминает Лили, — входит Володя и, увидав дыню, с победным криком “Вот хорошо-то, ну и дыня!”, в один присест единолично ее слопал. Полина Юрьевна смотрела на Володю не отводя глаз, как кролик от удава, и глаза ее горели от негодования”.

Маяковский не умел притворяться и не знал меры, чем бы он ни занимался. На самом деле он, по выражению друга, был

“совершенно не для [Лили] человек”, но она “его очень переделала”. Позаботилась, чтобы он остриг длинные волосы и снял свою желтую блузу, послала его к дантису Доброму, который вставил ему новые зубы. На первой общей фотографии Лили и Маяковского метаморфоза явственна — Маяковский в галстуке и английском пальто. Но если Лили эти изменения нравились, то другие считали их нарушением его индивидуальности. “Увидела его ровные зубы, пиджак, галстук и хорошо помню, как подумала — это для Лили, — прокомментировала Соня Шамардина. — Почему-то меня это задевало очень. Не могла не помнить его рот с плохими зубами — вот так этот рот был для меня прочно связан с образом поэта… ”