— Но я понимаю, коллеги, что Чикин не мог не написать о своих старых друзьях, которым он помогал в пору молодости пробиваться, и с которыми у него свои старые дела…
У меня в голове помутилось, я едва не крикнул (хорошо, что вовремя закрыл открывшийся рот): «Какие еще дела, думай, Шабля, что говоришь, это же чуть ли не обвинение». Все как-то странно на меня посмотрели, захихикал ответственный, но все тут же забыли о сказанном, а многие даже не обратили внимания на слова Шабли, тем более, что он занялся излюбленным: начал рассказывать о том, что такое современная пресса в ФРГ, особенно рассчитанная на молодежь, какие там используются методы… Он бы долго еще говорил, но главный прервал Шаблю и поблагодарил его за обзор, потом произнес несколько невнятных фраз о том, что нам надо делать в эти дни (несколько раз прозвучало: «лезть в драку»), и объявил летучку законченной. Я тут же подскочил к Шабле, потащил его на себя, ухватившись за металлическую, с изображением орла пуговицу на фирменном блейзере: «Пойдем, поговорим».
— Ради бога, — сказал Шабля. Он, видно, подумал, что я дам сейчас ему возможность повыступать передо мной, он же еще не выговорился как следует. Но не тут-то было.
— Послушай, старик, а что там в прессе ФРГ делают коллеги коллегам за такие тупые высказывания?!
Он отшатнулся от меня:
— Не понимаю.
— А чего тут понимать… Что это за фразочка, мой милый, а, что ты имел в виду, когда ляпнул про меня и мои старые дела с этой группой, что еще за дела?
Он как ни в чем не бывало отпарировал:
— Все очень просто. У вас старая творческая дружба.
— А когда и где ты вычитал в великой прессе ФРГ, что старая творческая дружба называется старыми делами, может, тебя сам Шпрингер обучил, а?
Его рука коснулась моего плеча и тут же слетела с него.
— Ну, нельзя же так, Юра, мы ведь знаем друг друга давно, поверь, слетело с языка, не более того, я ничего плохого не имел в виду.
— А ты иди, скажи все это им! — ткнул я в спины разбредающихся коллег. — Они-то явно черт знает о чем подумали…
— Ну, давай я скажу на завтрашней планерке, что не имел ничего плохого в виду, все сразу станет на свои места.
— Вот уж спасибо, огромное спасибо тебе, — я чувствовал, что еще немного — и вмажу ему как следует, — тогда уж все поймут, дело у Чикина с этой группкой нечистое, подмазали они его, что ли…
— Да, конечно, уж лучше к этому не возвращаться. Просто в другом обзоре я основную часть посвящу твоему неувядаемому мастерству. Извини, меня, ради бога, Юраня.
От этого «Юраня» меня едва не стошнило, прямо на его блейзер с двуглавыми орлами.
— Да пошел ты, — только и сказал я, — если уж разучился русскому языку, гнал бы на немецком. Все равно никто бы ничего не понял, как сейчас…
Я быстро пошел от него по коридору. И тут меня осенило: он ляпнул не случайно, они давние дружки с ответственным, в одно время собкорили, даже поговаривали, что ответственному в Австралию помогал уехать его папашка, тот ведь ни слова ни на одном иностранном языке не знал, и нате вам, прорвался. Ответственный не так просто захихикал на летучке, он явно распивал проставленный мною «Наполеон» и раскуривал фирменные сигаретки вместе с Шаблей. Я не дошел до своего кабинета, повернул назад по длинному коридору и оказался перед ответственным. Он сидел перед готовыми макетами следующего номера.
— Как тебе обзор? — спрашиваю.
— Обзор как обзор, — буркнул ответственный и не поднял на меня глаз. Точно, что-то есть в моем предположении.
— А мне очень не понравился, особенно в одной его части, после которой тебе стало очень смешно, а мне очень неприятно.
— Какой еще части, что ты несешь? — ответственный выпятился на меня. — Да я все наперед знаю, что Сашка намелет, у него пластинка не меняется. Мне Максим Вострухов такой анекдотец рассказал, — он захохотал, — умереть можно, послушай…
Он пересказал мне анекдот с огромной седой бородищей.
— Ты отстал от советской жизни, — сказал я ему, анекдот очень старый, стыдно Вострухову, выдавшему тебе его за свежак.
Мои опасения оказались напрасны, он ничего не слыхал и выпил «Наполеон», скорее всего, со своей девушкой, при воспоминании о которой вечно закатывает глаза. Деревня! Ему бы Вику….
— Послушай, а где твой забойный материал?
— Какой еще материал?
— Мне замглавного сказал. Полоса музыкальная без него не пойдет, какие-то там дворовые уголовницы начали петь.
— Будет, будет, строк двести пятьдесят, не меньше, плюс фото. И еще небольшой анонсик на первой полосе…
— Ты взялся за большую раскрутку?
— Почти. Сколько я их раскрутил, да разве потом вспомнит кто-нибудь хорошим словом…
— Главное, чтобы ты обо мне вспомнил.
— За это можете не волноваться.
Я позвонил Жеке и сказал, чтобы он срочно был у меня. Завтра музыкальная программа «Сорок на сорок», я очень просил замглавного поставить наших девчушек в прямой эфир, но она сказала, что все это очень сложно, многое осталось с других передач, а тут еще давят со всех сторон. Да, надо ехать и не уходить от нее до тех пор, пока она не поставит девчушек в завтрашнюю передачу, слава богу, у них готова «фанера», мы с Жекой все последние дни только и мотались по студиям, подключили всех, кого знали, нам необходимо было, чтобы их записали в долг, необходимую сумму мы набрать никак не могли. Все готово к атаке: есть записи, к тому же вполне приличные, выйдет статья в газете. И еще необходима раскрутка по телевидению. Я уже почти договорился насчет помещения для первых гастролей в Москве, зал чуть больше трех тысяч. Жека занимался договором с одним комсомольским центром. Вере и ее подружкам нужна крыша над головой, пока же они никто, дворовая тусовка — не больше. Жека договорился, что центру пойдет пять процентов от сбора, это мелочь, почти ничего. Завтра в передаче можно будет заодно сделать рекламу и центру, который приютил у себя талантливых, но бездомных артисток. Словом, мы просто «горели» на группе «Ах!», мы забыли, что такое отдых, и даже когда позвонила Вика, Жека сказал, что сейчас мы очень заняты, но не забываем о ней, не позже чем через десять дней статья о ней разойдется тиражом в двенадцать миллионов экземпляров. Жека подрулил к редакции на «БМВ» красного цвета, какой-то его неизвестный мне друг ушел в очередной запой, дал Жеке доверенность и сказал, что он может спокойно кататься несколько недель, пока он как следует не отдохнет. Мне бы не очень мелькать возле конторы на таких машинах, лишний повод побазарить. Мог ведь приехать на своей ободранной «шестерке». Жека ничуть не растерялся:
