Навстречу им, приминая траву, медленно двигалась крупная русская кавалерийская часть – около 2 тысяч всадников. Это был момент, которого долго ждал Кардиган. Он знал, что и как следует делать. Спокойно, как на параде, он приказал своим людям построиться в боевой порядок. Команда была выполнена с поразительной быстротой. Русские остановились, их стрелки издали открыли огонь из карабинов. Передовой отряд англичан тоже остановился, выжидая.
Однако лорд Раглан, который находился на более высокой вершине, чем офицеры кавалерии, мог видеть дальше, чем видели они. Вслед за русской кавалерией двигалась плотная серая масса, скрытая от передового отряда англичан. Казалось, пространство вокруг этой огромной темной массы наполнено огоньками тысяч вспышек. Это блестели на солнце штыки. 6 тысяч солдат 17-й дивизии русских преградили союзникам путь на юг.
Было слишком поздно разворачивать фланги. Кардигану следовало немедленно отходить, пока враг не обнаружил уязвимость занятых четырьмя эскадронами позиций и не захватил их. К счастью, плотные ряды кавалерии, стоящей в неподвижном строю, неприятель принял ошибочно за крупные силы. Русские не осмеливались напасть первыми. Для того чтобы спастись, Кардигану было нельзя ни атаковать, ни поспешно отступать.
Намереваясь ввести русских в заблуждение, будто они встретились с крупными силами, успевшими построиться в боевой порядок, Раглан приказал частям 2-й и легкой дивизий переправиться и построиться на южном берегу. 8-й гусарский и 17-й драгунский полки были отправлены с приказом занять позиции за авангардом. Пока солдаты медленно выполняли его приказы, Раглан напряженно наблюдал за противником, ожидая начала его наступления. Однако неприятельские войска оставались на месте.
Как только войска заняли новые позиции, Раглан отправил к генералу Лекэну генерала Эйри с приказом отходить. Эйри застал двух кавалеристов в пылу очередной ссоры. Лекэн криком пытался добиться от Кардигана перестроения его подразделений; тот, презрительно игнорируя бесполезные советы начальника, горячо оспаривал его указания.
Приказ, который привез двум генералам Эйри, был расплывчатым и неконкретным. Одной из трагических сторон манеры командования Раглана являлось то, что такими были все его приказы. Возможно, вежливого, даже просительного тона нельзя было избежать в армии, где все командные должности распределялись в соответствии с родовитостью фамилии, а не действительными военными заслугами. Однако неконкретность объяснялась непониманием роли командующего армией. Перед лицом врага лорд Раглан считал себя скорее советчиком, чем вождем. Он часто поддавался порыву переложить принятие окончательного решения на командиров более низкого ранга, предполагая, что офицер, находящийся «на острие проблемы», лучше понимает, какое именно конкретное решение он должен принять. Такой созерцательный подход мог быть оправданным, если бы подчиненные, которым Раглан доверял вершить судьбы своих солдат, не только обладали умом и широтой кругозора своего командующего, но и владели бы знанием обстановки в целом, то есть были бы способны предвидеть последствия принимаемых ими решений для всей армии. Кредит доверия, с удовольствием предоставляемый Рагланом своим подчиненным, предполагал наличие у них умения быстро понимать, оценивать и прогнозировать сложившуюся обстановку, принимать самые эффективные в данный момент решения. Но такого умения у его людей не было и быть не могло, поэтому подобный подход, несомненно, должен был привести к самым пагубным последствиям.
В случае с противостоянием на реке Булганак положение спас генерал Эйри, который переработал приказ командующего и облек его в более категоричную форму. Увидев, что генералы Лекэн и Кардиган полностью отдались выяснению отношений, забыв о своей роли командиров, он от имени лорда Раглана приказал им отходить.
Не зная о том, что им противостоят значительные силы противника, четыре эскадрона авангарда с мрачной неохотой отходили, провожаемые насмешками русских кавалеристов. Им казалось, что виновник их унижения – генерал Лекэн, запретивший Кардигану вести их вперед, навстречу славной победе. Один из офицеров предложил отныне называть командующего кавалерией лордом Осторожность [12] . Обидное прозвище надолго приклеилось к генералу Лекэну.
Пехотинцы злорадствовали. Они и так были обижены неравноправием родов войск, наблюдая во время тяжелейшего марша за проносящимися мимо кавалеристами. Теперь у них, казалось, появился случай лишний раз убедиться в том, что там, где ожидается настоящее сражение, остается надеяться только на пехотные полки. Один из рядовых 41-го полка с мрачным удовлетворением заявил: «Снова нам придется проливать кровь за этих разряженных павлинов».
Отход войск был проведен быстро и эффективно. Как только отступила кавалерия, две артиллерийские батареи по приказу Раглана открыли заградительный огонь. Русские ответили, но как-то вяло. После того как англичане отвели свою кавалерию, они не видели смысла в ведении на этом участке активных боевых действий. Ведь всего в нескольких километрах позади них оставалась хорошо укрепленная позиция, которую можно было оборонять бесконечно долго. Командующий русской армией князь Меншиков успел заверить царя, что его войска легко удержат этот участок в течение трех недель. За это время оборонительные укрепления Севастополя станут непреодолимыми. Даже его подчиненные, не разделявшие чрезмерного оптимизма командующего, считали, что смогут задержать англичан по крайней мере на неделю. Поэтому русские, в соответствии со своими планами, снова отошли от реки Булганак, на берегу которой английская армия в боевом порядке расположилась на ночь. С наступлением темноты солдатам, многие из которых были настолько измотанны, что не могли даже есть, наконец-то удалось поспать. Те из них, кто не мог уснуть, всю ночь смотрели в сторону реки Альмы, у крутых берегов которой расположились лагерем русские войска. Сражения с русскими на этот раз не произошло. Всю ночь во вражеском лагере горели сотни костров, вероятно разведенных солдатами сторожевого охранения.
Шаг за шагом во время этой кровавой бойни мы шли вверх по холмам.
Утром следующего дня Джордж Пейджет подъехал к месту ночевки Раглана и застал его беседующим около дома с генералами Эйри и Эсткортом. Как впоследствии вспоминал Пейджет, Раглан выглядел встревоженным. Генералы были в головных уборах, что подчеркивало официальный характер совещания.
