Взамен убитого в сражении под Цецорой в 1620 году Жолкевского эту задачу взял на себя коронный гетман Конецпольский. Осенью 1625 года он быстрыми переходами дошел до Черкас. Стягивание козаков, рассеянных на степных промыслах, потребовало времени, а еще больше времени нужно было для мобилизации оседлого козачества, проживавшего в имениях и селах. Поэтому у Конецпольского оказался перевес в силах.
Тем не менее поляки встретили столь упорное сопротивление, что, не желая затягивать войну, пошли, как обычно, на компромисс. В итоге — очередной «худой мир», когда все противоречия оставались неизжитыми. Между козачеством и шляхтой продолжала существовать непримиримая вражда.
Через год опять открылись военные действия. К этому времени положение украинского народа сделалось нестерпимым. Издевательства поляков достигли предела. «Духовенство римское… вожено было от церкви до церкви людьми, запряженными по двенадцати и более в цуг», говорится в «Истории Русов»[44]. А летописец пишет: «…Детей козачьих в котлах варили, жонкам перси деревом витискали, и протчая, и протчая»[45].
Такой безудержный террор мог или задавить народ, превратить его в рабов, или воспламенить ненавистью. Паны надеялись на первое; случилось второе.
В 1630 году запорожцы под предводительством гетмана Тараса Трясило (Тараса Федоровича) вступили в Киевское воеводство. К ним тотчас стали примыкать бойцы из среды козачества и крестьянства. На этот раз Конецпольский, не имея выгод внезапного удара и сосредоточенности войск, потерпел ряд поражений.
Победы повстанцев увековечены в поэме Шевченко «Тарасова нич»:
Лягло сонце за горою,
Зipки засiяли,
А козаки, як та хмара,
Ляхiв обступали.
Як став мiсяць серед неба,
Ревнула гармата;
Прокинулись ляшки-панки, —
Нiкуда втiкати!
Прокинулись ляшки-панки,
Тай не повставали:
Зiйшло сонце — ляшки-панки
Покотом лежали[46].
Все же умеренные элементы в козачестве настояли на заключении мира. Результатом восстания было только то, что реестр был повышен до 8 тысяч человек и правительство дало некоторые незначащие обещания[47].
Снова наступило затишье перед грозой. В 1632 году козаки убили гетмана реестровых Петражицкого-Кулагу за угодничество панам. В 1635 году французский инженер Боплан заложил на Днепре для поляков сильную крепость Койдак, которая должна была воспрепятствовать козацким челнам плыть в Черное море. В том же году козаки, под предводительством Сулимы, возвращаясь из морского похода, разрушили крепость, но польское правительство снова отстроило ее. Когда крепость была отстроена, Конецпольский пригласил козацких представителей осмотреть ее, несомненно с назидательной целью (в 1639 году).
— Каков кажется вам Койдак? — иронически спросил он, показывая на валы и пушки.
— Что человеческими руками создается, то человеческими руками и разрушается, — гордо ответил ему Чигиринский сотник Богдан Хмельницкий.
В 1637 году вспыхнуло новое восстание под предводительством Павлюка. Польский военачальник Потоцкий подавил его со страшными жестокостями. Павлюк был выдан полякам и казнен. (По утверждению автора «Истории Русов», «правительство польское… повелело гетману Павлюку живому содрать с головы кожу и набить ее гречаною половою[48]».)
Через год народная волна снова выступила из берегов. На этот раз во главе движения стоял гетман Яцко Остряница (иначе — Острянин).
Характерно, что Остряница предостерегал козацкие низы и крестьянство от союза с реестровыми: «Козаков же реестровых, выродков и отступников, не заботящихся о бедных ради собственной прибыли, берегитесь и опасайтесь, как ядовитых змей».
По выражению «Истории Русов», козаки «злобились на Ляндскоронского (польский военачальник. — К. О.) и поляков до остервенения и потому вели атаку свою с жестокостью, похожей на нечто чудовищное… Крик и стон народный, треск и звук оружия уподоблялись грозной туче, все повергающей»[49].
Козаки залегали в ямах и стреляли оттуда в неприятеля, укрываясь от его артиллерии. Перед своими шанцами они рыли небольшие углубления, расположенные густой сетью и препятствовавшие атакам польской конницы. Неоднократно козаки подводили и взрывали мины. Словом, они избрали метод войны, парализовавший техническое превосходство противника. Эта тактика явилась плодом коллективной народной мысли и коллективного военного опыта. Шляхтичи только дивились искусству, с которым сражались козаки. Злой враг украинского народа пан Окольский[50] однажды заявил:
— Хотя между козаками нет ни одного князя, ни сенатора, ни воеводы, но есть между ними такие хлопы, что если бы не законы contra plebejos (против плебеев), то нашлись бы столь достойные, что их следовало бы признать равными Цинцинатам и Фемистоклам.
И все-таки Остряница был разбит. Его место занял талантливый вождь Дмитро Гуня. Организованная им упорная оборона позволила козакам избежать совершенного разгрома. Но их положение все же очень ухудшилось: согласно «Ординации 1638 года», объявленной козакам на раде в урочище Маслов Брод, реестр был сведен к шести тысячам, а все не вошедшие в него лишались звания козаков и связанных с этим привилегий. Но и реестровые были поставлены в очень тяжелые условия: они потеряли свое самоуправление; высшие должности в их войске должны были отныне замещаться польскими шляхтичами по назначению властей; сами козаки могли избирать только низшую старшúну. Никто не имел права итти без разрешения польского комиссара в Сечь; пойманного ждала смертная казнь. Категорически запрещались морские походы и т. д. На той же раде к ногам польских комиссаров были повергнуты, с целью унизить козаков, их регалии: хоругви, булавы и прочее.
Восстания в тридцатых годах окончились неудачей оттого, что козаки действовали недостаточно сплоченно, а главное — не сумели поднять за собой крестьянство.
Победители вновь прибегли к своему излюбленному средству — бесчеловечному террору.
— Я из вас восковых сделаю! — кричал Потоцкий, уставляя путь виселицами и устилая его телами засеченных.
«Культурная» шляхта пыталась посредством хитроумных софизмов оправдать свои варварские методы борьбы. Один из аргументов заключался в том, что вследствие козацких восстаний уничтожено много продуктов цивилизации. Но при этом паны и шляхта умалчивали о характере польской цивилизации: неразрывно связанная с рабовладением, эта цивилизация предоставляла все блага одному сословию за счет жизненных интересов широких масс, тем самым способствуя деградации всего общества.
