Большинство историков полагает, что Богдан попал в плен именно в этой битве. Но с этим не согласуется указание, что в 1621 году, в дни, когда Сагайдачный сражался под Хотином, Богдан руководил морским походом, разбил и потопил двенадцать турецких галер, а остальные преследовал до Царьграда. Об этом факте упоминает в одном из писем кошевой атаман Серко. Но от Цецорской до Хотинской битвы не прошло и года, а Богдан Хмельницкий сам заявлял, что провел в плену два года. Поэтому надо предположить, что он попал в плен либо до Цецоры, либо после 1621 года.
Так или иначе, бесспорно, что он, подобно всем своим сверстникам, провел боевую молодость, понюхал вдоволь пороху и на суше и на море и два года томился в неволе. Возвратившись — благодаря выкупу или удачному побегу — на родину, он поселился в родном именье Субботове. Имеются сведения, что в 1629 году он вновь участвовал в походе на Царьград[55]. Больше он, видимо, в походы не ходил, сделался зажиточным, солидным хозяином, женился на Анне Сомковой, одновременно нес службу в реестровом козачестве и в конце концов был избран чигиринцами на должность сотника, которую когда-то занимал его отец.
Неизвестно, участвовал ли Богдан в козацко-польских войнах. Имеются сведения, что незадолго до восстания Павлюка, в 1636 году, он был включен в депутацию, посланную козаками к королю; по тем же известиям, Богдан более или менее открыто принимал участие в восстании Остряницы и после подавления его опять ездил на переговоры с поляками (1636). Большинство историков придерживается этой версии, но она тем не менее представляется весьма спорной. Хмельницкий был к тому времени уже заметным человеком — Чигиринским сотником и образованным, авторитетным козаком; трудно допустить, чтобы в условиях свирепой расправы панов со всеми участниками восстаний ему все сходило с рук (тем более, если вспомнить, что у него были влиятельные враги, которые впоследствии подвергли его преследованиям даже без всякого основания).
Скорее всего, Богдан с присущей ему дипломатичностью держался особняком; симпатии его были на стороне козаков, но броситься в гущу борьбы за козачьи интересы он отнюдь не намеревался — в традициях его семьи была лойяльность по отношению к правительству. Но он не примкнул и к числу тех, которые, ополячившись и устремясь к наградам, сделались душителями родного народа. Он оставался верен своей народности.
В книге Н. Петровского «Визвольна війна українського народу проти гніту шляхетської Польщі» имеется такое место: «Богдан Хмельницкий был в числе той части реестровых козаков и козацкой старшúны, которая поддерживала польские власти в удушении восстания. Об этом свидетельствует, как отмечалось в исторической науке, нахождение его в составе старшúны, назначенной Н. Потоцким под Боровицей взамен той, которая принимала участие в восстании».
Итак, по мнению автора, Богдан принадлежал к той части старшúны, которая поддерживала польские власти при удушении восстания. В доказательство этого приводится то обстоятельство, что гетман Потоцкий ввел Богдана в новый состав старшúны (на должность войскового писаря в 1637–1638 годах).
Однако вряд ли этот факт может служить основанием для столь далеко идущих выводов. Комплектуя старшúну, Потоцкий, вероятно, старался ввести в ее ряды хоть несколько человек, пользующихся популярностью среди козачества — при условии, конечно, их лойяльности к правительству. Именно поэтому и мог быть приглашен Хмельницкий. Бесспорно ведь, что при дарованиях Богдана он мог бы сделать большую карьеру у поляков, на самом же деле он исполнял обязанности войскового писаря только в течение короткого периода времени и снова вернулся к скромному положению Чигиринского сотника. Может возникнуть вопрос: что же заставило Богдана принять предложение Потоцкого? Думается, что на это может быть дан двоякий ответ. С одной стороны, Хмельницкому было небезопасно отказываться и тем как бы солидаризироваться с повстанцами; с другой же, он, может быть, полагал своим долгом спасти хоть то немногое, что будет возможно, подобно тому как Кутузов при Аустерлице не сложил с себя командования, дабы «сделать зло возможно меньше».
Но так или иначе вряд ли можно согласиться с выводом Н. Петровского.
Природный ум, большой опыт и служебное положение побуждали Богдана, вероятно, зорко наблюдать за развитием событий, но он предпочитал сохранять роль зрителя, а не участника.
Это не удалось ему.
Хмельницкий был на хорошем счету у польского правительства. Ему довелось несколько раз представляться тогдашнему польскому королю Владиславу, на которого он также произвел благоприятное впечатление[56].
Однако чем больше почета и достатка он приобретал, тем сильнее разгорались зависть и враждебность окружавшей его польской шляхты. Ведь Богдан был украинцем, человеком русской народности. В глазах польских панов этого было достаточно, чтобы обречь человека на роль пария, чтобы беззастенчиво отбирать его добро и всячески третировать его.
В 1646 году Богдан, участвуя в битве с татарами, захватил в плен двух татар. Он лично отвез пленников к краковскому кастеляну, гетману Потоцкому, вероятно, чтобы продемонстрировать свое усердие. И вот в то самое время, когда он столь добросовестно выполнял свои обязанности, Чигиринский подстароста пан Чаплинский приказал конфисковать его лучшего коня — якобы за неуплату податей. Этим актом как бы подчеркивалось, что ревностная служба Богдана и благоволение к нему короля не меняют существа дела, не заполняют той пропасти, «которая лежит между ним и польскими шляхтичами.
Но этим дело не ограничилось. Вскоре новая, пуще прежней, угроза нависла над ним. На этот раз местная польская администрация посягнула уже не на коня, а на все именье Хмельницкого, на его родовой хутор Субботов.
У Хмельницкого потребовали документальных актов, дающих ему право на владение Субботовым; у него, разумеется, таковых не оказалось. Он сослался на давность, на показания старожилов, но администрация отказалась признать уважительными эти доводы. Вдобавок, Чигиринский подстароста Чаплинский, питавший к Богдану особенную неприязнь, выдвинул чисто политический аргумент:
— Хмельницкий — простой сотник, он не шляхтич и, следовательно, не может владеть населенными участками, то есть пользоваться шляхетными преимуществами.
В этом была вся соль: по отношению к человеку русской народности, незнатного происхождения, хотя бы он и состоял на службе у польского правительства, польское правосудие не знало справедливости.
Случай помог Богдану. Чигиринский староста Станислав Конецпольский умер, и его место заступил сын его, Александр Конецпольский. Уже предрешенный вопрос об отобрании Субботова затянулся. Воспользовавшись неожиданной отсрочкой, Хмельницкий съездил в Варшаву и добился у короля законного документа на владение хутором. В июле 1646 года ему был выдан королевский «привилий».
