Часовой возвращается… Припав к земле, Саша замерла. Отползать уже поздно: как ни осторожничай, а щебенка сыплется, катятся по откосу, стуча, камешки. Замереть, пока часовой не пойдет снова к середине… «А что, если он вздумает пойти от моста по шпалам в мою сторону?» — Саша ждала с затаенным дыханием.
Остановился! «Заметил? Щебенка светлее моего платья… Может быть, он уже всматривается: что за темное пятно появилось на откосе?» Нет, снова гулко звучат по дощатому помосту размеренные шаги. «Уходит… Быстро поставить вторую мину!»
И снова больно колет пальцы острая щебенка. Они работают лихорадочно-быстро и вместе с тем осторожно, внимательно, четко.
Вторая поставлена!
Юркой ящеркой скользит Саша по откосу вниз. Бешено колотится сердце. Жаром пылает лицо. Спокойнее, спокойнее… Каждое неосторожное движение может выдать.
Вот и кусты. Тише, тише, не шуршать ветками! Тише, но быстрее! Успеть уйти как можно дальше, пока еще не слышно эшелона. Он должен пройти около двух часов ночи. А время, наверное, уже близко к тому…
Отойдя от моста подальше, Саша побежала по кустам вдоль берега. Иногда на секунду-другую останавливалась, прислушиваясь: не идет ли эшелон?
Она удалилась уже километра на два, когда со стороны моста донесся гулкий в ночи удар.
Саша оглянулась. Там словно огромный багровый цветок волшебно-быстро распускался в темном ночном небе.
«Сделано!..»
Вскоре Саша как ни в чем не бывало улеглась в постель…
Наутро она, как и некоторые другие любопытные жители Липовского, пошла взглянуть, что за крушение произошло ночью. К мосту немцы близко не подпускали, но и издали можно было видеть обгоревшие, искореженные товарные вагоны, измятые, черные от копоти и круглобокие цистерны, иссеченные осколками взорвавшихся в эшелоне снарядов.
С удовольствием смотрела Саша, как среди остатков эшелона копошатся немецкие солдаты, спеша расчистить путь. Но можно было понять, что не так-то скоро им удастся это сделать: ведь и мост, судя по всему, поврежден. А главное — тысячи снарядов и патронов не будут выстрелены, многие тонны горючего не будут залиты в автомашины и танки — все это осталось здесь.
С нетерпением ждала Саша ночи, чтобы вытащить из-под соломы свой «Северок» и передать сообщение, что приказ выполнен.
Никто и не заподозрил, что племянница Натальи Ивановны Нефедовой и есть тот самый «отряд диверсантов», который, как посчитали немцы, подорвал состав. Весь «отряд» состоял из одной девушки, если не считать тех подпольщиков, которые принесли ей мины.
В одну из ночей, когда Саша, как обычно, по радио связалась с командованием, она получила приказ закончить работу в Липовском и ждать людей, которые помогут ей вернуться к своим. Саша сказала так ничего и не подозревавшей Наталье Ивановне, что давно уже хочет отправиться в Щигры или в Курск — там есть знакомые, которые помогут ей устроиться на хорошую работу.
Распрощавшись с тетей и взяв кошелку с пожитками, в которых был запрятан «Северок», она отправилась в путь. В установленном месте ее ждал связной от партизан.
Ночью партизаны провели Сашу мимо немецких позиций.
Разумом Саша понимала, что надежды на спасение нет. От ее поведения зависело, больше или меньше станут мучить ее фашисты, скорее покончат с нею или будут еще медлить с этим, видимо, рассчитывая, что им все же удастся получить от нее хоть какие-либо сведения. Бывали моменты, когда Саше хотелось лишь одного — чтобы скорее все кончилось. Недавно, после очередной попытки добиться от нее признания, все тот же лощеный гестаповец снова привел ее в сарай и поставил спиной к поленнице. Как и в первый раз, он грозился, что убьет ее, выстрелил. Пуля, как и в первый раз, ударила повыше Сашиной головы, в дрова. Этот гестаповец был, видно, натренированный стрелок…
«Репетиции» расстрела стоили Саше немалого. Она как бы дважды пережила свой конец. Но то, что гестаповец дважды стрелял в нее и оставил жить, в какой-то мере возбудило в ней надежду, что и в следующий раз обойдется такой же «репетицией». А время идет…
А что, если наши начали наступление здесь, в Белоруссии, ведь должно же оно скоро начаться — именно в связи с этим и была сброшена группа. А может быть, наступление уже началось? И скоро немцы побегут, свобода распахнет дверь ее камеры… Но Саша отдавала себе отчет и в том, что гестаповцы, если им придется убегать, или убьют ее, или увезут с собой. А вдруг наша авиация, когда начнется наступление, совершит налет на город? Фугаска падает прямо в гестапо, оно горит, немцы разбегаются, дверь камеры удается открыть…
Мечты, мечты… А если посмотреть здраво — рассчитывать на спасение не приходится.
«А тогда, в Михайловке? — припоминает Саша. — Ведь так же считала».
…Лето сорок второго года. Третий прыжок в новой группе за линией фронта, снова недалеко от родных мест.
Спрятав после приземления парашют и «Северок», одетая деревенской девушкой, Саша с надежными документами пришла в Михайловку.
Быстро отыскала дом, где ей была приготовлена конспиративная квартира. Поселилась там на положении родственницы и начала свою тайную работу.
Однажды в дом заглянул полицай.
— Кто такая?
— Племянница моя, — объяснила хозяйка.
— Откуда? — полицай пристально посмотрел на Сашу. — Документ кажи!
Саша подала справку на имя Таисии Беловой из села Рог-Колодец.
Прочитав справку, полицай еще раз внимательно взглянул Саше в лицо:
— Белова? Таисия?
— Она самая, — постаралась улыбнуться Саша. — А что?
Полицай продолжал вертеть в руках справку.
— В Рог-Колодце всех знаю. И Беловых знаю. Там их много. Ты из каких Беловых? Где ваша хата?
Саша бойко ответила. Свою «легенду» — биографию, придуманную для нее перед вылетом, она заранее выучила назубок.
Но ее ответ, видимо, не рассеял подозрений полицая. Справки он не вернул и, подозрительно глядя на Сашу, сказал:
— Всех Беловых помню, а вот тебя…
И, сунув справку себе в карман, скомандовал:
— Марш в комендатуру! Там разберутся, откуда ты есть и кто.
Что оставалось? Хорошо хоть «Северок» надежно спрятан. С ним бы не отвертеться…
В дежурке комендатуры полицай передал Сашу под надзор другому, а сам пошел доложить. Через некоторое время вернулся:
— Приказано отвести тебя к самому господину подполковнику Швереру. Он разберется.
Тогда Саша еще не знала, кто такой Шверер. Только позже ей стало известно, что он — высокий чин из немецкой разведки, временно имеющий свою резиденцию при Михайловской комендатуре.
