Начало декабря, начало перелома
Начало подмораживать, жестче становится земля. По большаку, грохоча, стягиваются к оборонительному рубежу новые части. Укрытая брезентами, движется новая техника (позже мы узнали, что это были реактивные минометы - катюши), на грузовиках сидят бойцы в бушлатах.
В воздушных просторах к этому времени тоже чувствовались перемены. В небе чаще теперь мы видели наши самолеты.
К началу ноября противник был остановлен на всех участках Западного направления, но на отдельных участках он был еще сильнее нас...
Ни шагу назад! Позади Москва! - таков был девиз защитников столицы. Он перекликался со словами М. И. Кутузова, сказанными им во время Бородинского сражения: Стойте как часовые, позади Москва.
Штаб 194-й дивизии переместился западнее Серпухова, в лес, а с ними и наш отдельный батальон связи.
- Куда мама, туда и дети, - шутили связисты.
Обхожу 'бойцов роты. В тесной землянке, освещаемой фитилем из телефонного кабеля, ежась от холода, прижимаясь друг к другу, коротают минуты отдыха связисты, свободные от дежурства.
- Как дела на участках? - обращаюсь к бойцам.
- Все в порядке, товарищ политрук, - отвечает басом командир взвода Рябчиков. Бывший старшина роты, он рапортовал о сборе ополченцев на первых занятиях в Подмосковье. Теперь Рябчиков - младший лейтенант, командир взвода связи.
- Если в порядке - то хорошо, - обегаю взглядом собравшихся. - Цель нашего сбора - напомнить вам, что завтра праздник 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Демонстрацию устраивать нам не придется. Отметим праздник, как подобает бойцам-связистам, - обеспечим отличную связь, поможем лучше руководить боем. В эти дни враг предпримет разные каверзы. Вот мы и должны быть с вами начеку.
- Можете положиться на нас, товарищ политрук.
- Как всегда - надеюсь.
Морозное утро. Идем с командиром роты Воробьевым на узловые пункты, к связистам. Светлеющее небо затянуто дымкой. Робко падают пушинки снега. Кругом тихо, только хрустит под ногами. Вслед за нами едет, скрипя, повозка-кухня с горячим праздничным завтраком.
Землянка радистов. Они настраивают аппаратуру, ловят в эфире Москву. И мы с Михаилом все - внимание.
Послышались позывные, небольшая пауза... Голос Москвы.
Какой-то особой теплотой повеяло от передачи. Перед глазами, словно мираж, проплыла столица. И... снова позывные. Перекликаются зуммерами полевые телефоны. Немецкое радио разносит всякую брехню, вроде той, что гитлеровские генералы видят в бинокли Москву. И вдруг мы слышим: в Москве, как и в мирные годы, состоялось торжественное заседание Московского Совета депутатов трудящихся совместно с партийными и общественными организациями, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. По поручению Центрального Комитета партии с докладом на нем выступил председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин. А потом, затаив дыхание, мы слушали из Москвы трансляцию парада на Красной площади.
Парад продемонстрировал решимость отстоять Москву, уверенность в победе над врагом. Надо ли говорить, какой огромный морально-политический подъем испытали мы, как он вдохновил нас на защиту Советской Родины. Забыть это невозможно.
С командиром роты продолжаем обход землянок. Заходим в каждую. Кто у аппарата, кто только что вернулся с линии и обогревается у железной печки. Рады нашему приходу, праздничному поздравлению. Сосредоточенно слушают наше сообщение о празднике в Москве, словно мы с Воробьевым только что вернулись оттуда. Рассказываем и видим, как светлеют лица бойцов. Только у дежурного телефониста Урина взволнованный вид. Одна из линий повреждена. Нет связи с Березой. То и дело поддувает он в трубку. Но... Вот и у Урина лицо расплывается в улыбке. В трубке слышен голос:
- Связь есть! - это доложил с контрольного пункта Евтехов.
Не подвели связисты на праздничной вахте!
Вскоре Евтехов возвращается с линии, снимает с себя катушку с кабелем, из-за пазухи вынимает трубку ТАТ. Отряхнувшись от снега, потирает закоченевшие руки. Спрашиваю:
- Ночью-то досталось?
- Да, малость было. Главное, руки стыли. Но обстрел начинался, и становилось аж жарко. А вот сейчас вроде и забылось все, - улыбаясь, отвечает связист. - Со мной всегда напарник надежный, - показал он на пожилого связиста Панфилова.
После двухнедельной подготовки гитлеровское командование возобновило наступление на Москву. Но его продвижение было задержано ударами авиации и подошедших резервов.
* * *
В стороне от большака в березовой роще объявлен сбор батальона связи.
Близится утро 6 декабря. Воздух наполняется гулом орудий, видны вспышки на горизонте. Слышатся раскаты батарей ракетных минометов. И вот ринулись вперед стрелковые части. За ними спешно передвигаются по проторенным дорогам штабы полков. Навьюченные катушками кабеля, торопятся связисты.
Я нахожусь в группе при штабе одного из полков, Воробьев - в другой. Комбат Жучков с парторгом Ореховым - в группе при штабе дивизии. Связисты, не выпуская из рук телефонных трубок, докладывают о продвижении наших частей.
Враг был изгнан из облюбованных квартир. Неожиданные и ощутимые удары наносила конница Белова, действовавшая бок о бок с нашей 194-й дивизией. Где русский конник, там враг покойник, - вспоминаем русскую пословицу.
Советская Армия уничтожала технику врага, истребляла живую силу, фашисты отступали. Под конвоем брели первые партии пленных. Темно-коричневые и серо-зеленые шинели изодраны. Поверх пилоток - платки и полушалки. Кованые сапоги в огромных соломенных ботах-чурках. Рядом с автоматами кое у кого висят отнятые у населения куры.
- Пришел незваным, оказался драным, - переговариваются между собой наши воины.
Первые освобожденные селения. Ни одной живой души. В злобной ярости враг уничтожил людей. Селения Юрятино, Дракино, Гурьево, Пететино, Потесниково, Ершово, Кременки, Троицкое разрушил. Торчат печные трубы да обгоревшие деревья. Груды пепла. В одной из деревень встретили женщину. Лицо ее подергивается, по морщинистым щекам текут слезы...
- Фашисты все забрали, - содрогаясь от плача, говорит она. - Что не успели - сожгли. Хожу вот и не знаю, куда приткнуться.
Холодным рассветом входим в деревню Васильчиновку. Покрытые копотью, исковерканные деревья склоняются над рухнувшими от пожарищ домами. Дымятся головешки. В грудах пепла обгоревшая кровать, самовар с помятыми боками, черепки посуды. На разрушенном дворе лежит изуродованный труп молодой женщины. Сквозь изодранное платье просвечивают застывшие темные кровавые разводы. Искаженное от мук лицо, крепко сжаты губы, ресницы запорошены снегом. Немного поодаль на скованном от холода детском розовом одеяльце - замерзший ребенок. Мы бережно прибираем трупы мучеников. Под расщепленной березой возле дома хороним мать с младенцем.
