Опять вспоминаем о третьем законе механики Ньютона: действие всегда равно противодействию. Если, скажем, молотом нанесен удар по наковальне, то между ними происходит взаимодействие, вследствие которого возникает их взаимная деформация. Юм не обратил никакого внимания на этот закон Ньютона и вообще никогда не истолковывал каузальность как взаимодействие. Скептическое отношение Юма к понятию «сила», подкрепленное арсеналом доводов, которые он разработал в ходе критики понятия «объективная причинность», помешало ему обратить внимание на важные философские следствия, вытекавшие из понятия «взаимодействие сил».
И вообще Юм, отмечая заслуги Ньютона перед наукой, сразу же постарался их обесценить, указывая на гипотетичность и загадочность «силы тяготения», на ее антропоморфизм и т. д. Этим он невольно «дополнил» Беркли, который в своей критике Ньютона спекулировал на нерешенности великим физиком таких проблем, как соотношение объективности и относительности, сущности и явления, факта и закона. «Хотя Ньютон, казалось, сбросил все покровы с некоторых тайн природы, — резюмирует Юм, — он в то же время обнаружил несовершенство механистической философии и тем самым возвратил изначальные тайны в тот мрак, в котором они всегда пребывали и будут пребывать» (19, т. 2, стр. 848).
Юм не сделал ни одного научного открытия, не обнаружил ни одной новой причинно-следственной связи в естествознании и по неверному пути повел свой анализ категории причинности. Но заслуга его состоит в том, что, как никакой другой философ нового времени, Юм во весь рост поставил проблему каузальности именно как философскую проблему и привлек внимание к ней.
Если обобщить диалектико-материалистическое учение о каузальности в сжатом виде, то можно сказать, что причинение фигурирует в философских исследованиях марксистов по крайней мере в пяти различных видах: (а) следствия оказываются причинами новых следствий, в итоге чего возникает так называемая причинноследственная цепочка; (б) следствия непосредственно после своего появления воздействуют на свои же причины, а эти причины продолжают вызывать данные следствия; (в) следствия неупорядоченно и хаотично воздействуют на свои бывшие причины; (г) следствия воздействуют на свои причины по принципу упорядоченной обратной связи; (д) взаимодействующие друг с другом стороны противоречия являются совокупном причиной будущего состояния объекта, то есть «синтеза» исходного противоречия.
Ситуация (д) является всеобщей и фундаментальной, ибо в конечном счете взаимодействия противоположностей представляют собой причины всех изменений в мире. Ситуации (а), (б) и (в) оказываются дополнительными и частными характеристиками отношения результатов взаимодействия противоположностей к исходным их взаимодействиям, а также к новым противоречиям, возникающим на базе разрешенных старых. Случай (г) имеет место в биологических системах и в кибернетических устройствах вообще.
Итак, решение Юмом третьей проблемы причинности, а именно указания им путей «сохранения» ее в интересах наук может быть кратко сформулировано так: причинность есть необъяснимый факт, она пронизывает всю область психической деятельности, хотя, возможно, и не выходит за ее пределы, а значит, только эта область и подлежит подлинно научному исследованию. Этого вывода для Юма достаточно: он полагает, что сказанного хватит для того, чтобы сделать вполне уверенной повседневную жизнь человека и дать путеводную нить и точку опоры ученому в его изысканиях и изобретениях.
Еще раз теперь возвратимся к критике Юмом понятия «сила», аналогичного понятию «причинность». Много похожего было здесь как в форме критики, так и в окончательном «решении» вопроса. Юм считает, что силы ассоциативных сцеплений есть бесспорный факт психической деятельности, но существуют ли они за пределами этой деятельности, неизвестно. Кант впоследствии стал решать эту проблему несколько иначе, тонко подметив, что Юм попал в логический круг и во всех своих рассуждениях о причинности уже оперирует понятием причины (он хочет выяснить причину того, что люди верят в наличие причин и т. д.). Но общий дух решения Канта не так уж во многом отличается от юмистского, агностического.
И для жизни и для науки оба этих решения не годятся! Агностицизм не может быть путеводителем ни теоретиков, ни практиков, и Энгельс с полным основанием указывает на социально-историческую практику людей в различных взаимодействующих ее видах, как на то могучее средство, которое в конечном счете опровергает агностицизм в самом его существе. Между прочим, венгерский философ Д. Лукач в работе «История и классовое сознание» (1923 г.) попытался взять под сомнение это утверждение Энгельса, частично повторив свое рассуждение и в позднем «Предисловии» (1967 г.) к этой же работе и настаивая, что успешная практика в принципе возможна и на почве ложных или недостоверных знаний (см. 80, стр. 19 и др.). Но рассуждение это неверно: никакая ложно и вообще не ориентированная практика не может быть успешной долгое время, и этот факт опять же доказывается социальноисторической практикой людей.
Но заслугой Юма было то, что им с большой силой было подчеркнуто теоретическое и практическое значение общей проблемы индуктивного обоснования знания и каузального перехода в нем от настоящего к будущему (см. 19, т. 1, стр. 38 и 40). Эта проблема вошла в историю гносеологии под названием Юмовой, и ее важность отнюдь не исчезла от того, что в наши дни внимательно исследуются и иные, не индуктивные пути развития научных теорий.
Глава IV. Человек и религия
Критика понятий материальной и духовной субстанций не была у Юма самоцелью. Она подготовила его агностическое учение о причинах и силах. Критика Юмом понятия «Я», личности, будучи продолжением рассуждений о духовной субстанции, подготовила учение Юма о религии и об отношении религиозной веры к стремлениям и потребностям человека.
Важно подчеркнуть, что Юм отождествил проблему существования духовной субстанции и вопрос о сущности личности человека. Сильное сомнение в наличии первой тождественно для него отрицанию существования второй. Впрочем, отчасти это отождествление было уже у Беркли, и оно вытекало у него из особенностей теологической догмы, которой тот старался верно следовать. Юм предпочел придерживаться того же подхода к данным вопросам, поскольку и для него здесь была существенна связь теории познания, онтологии и теологии, хотя и, наоборот, не в позитивном, а в негативном плане, в интересах критики спиритуализма и религии. Никакой материалист, однако, на такое отождествление, даже и ради подрыва религии и идеализма, пойти не может. Ведь человеческая личность, сознательный субъект есть социальная и психофизиологическая целостность, в основе которой лежит материальный субстрат. От нее нельзя отмахнуться, и она подлежит долгому и всестороннему изучению.
