Ни год отдыха от подпольной работы, ни занятия университетскими науками, ни практическая деятельность юриста, ни перспективы «сделать карьеру», для чего все шансы у него были на лицо, не могли заставить его изменить своим революционным идеалам и забыть об основной цели своей жизни.
В статье социалиста-революционера Егора Лазарева, появившейся в 1926 г. (Егор Лазарев «Дмитрий Богров и убийство Столыпина», Воля России, Прага, 1926 г. №№ 6–7, 8–9.), имеются чрезвычайно интересные фактические данные, остававшиеся до того времени неизвестными, и касающиеся знакомства и переговоров Дм. Богрова с Е. Лазаревым в 1910 г. в Петербурге.
Под предлогом имеющегося у него поручения — передать Е. Лазареву письма, привезенные какой то дамой из Парижа, Дм. Богров является впервые к Е. Лазареву на Троицу 1910 г. Дм. Богров заявляет, что взялся немедленно найти его (Лазарева) и передать ему письма.
«Я это делаю с тем большим удовольствием, что мне необходимо было повидаться с вами. Даже более того, я, собственно, и в Питер приехал, чтобы повидаться с вами» (Там же, № 8–9, стр. 41.). Далее, после того, как разговор завязался и принял более задушевный характер, Дм. Богров заявляет Лазареву, совершенно конфиденциально, что он решил совершить террористический акт и убить министра Столыпина.
«Вам кажется это шуткой или сумасшествием с моей стороны, но то, что я сказал, не шутка и не сумасшествие, а обдуманная задача, которую я решил во что бы то ни стало выполнить».
На вопрос Лазарева, чем он, собственно, может быть полезен Дм. Богрову в этом деле. Дм. Богров объясняет следующее. «Вы должны знать, что я не новичок в идейном движении. С гимназической скамьи я прошел всю гамму прогрессивных воззрений, от либерализма до анархизма включительно. Я предавался их изучению с большим энтузиазмом. Дальше анархизма идти было некуда. А я им также увлекался. Пройдя всю идейную гамму, я, наконец, пришел к заключению, что чем идеи радикальнее, тем они более утопичны.
Я и теперь ценю моральную силу анархизма, но для обширных массовых движений и общественных переворотов необходима организованная партийная деятельность. Индивидуальное воздействие, или реакция на среду, совершается больше по вдохновению или настроению и не обращает внимания на настроение общества или народных масс, тогда как для определенного воздействия на массы человеческая деятельность должна быть не только индивидуально моральной, но и общественно целесообразной. Если бы я выступил с боевым актом перед своими товарищами раньше, то все анархисты одобрили бы мой поступок, но помочь мне не могли бы, а если бы помогли, то при настоящих условиях только дискредитировали бы крупный общественный и политический акт.
Выкинуть Столыпина с политической арены от имени анархистов я не могу, потому что у анархистов нет партии, нет правил, обязательных для всех членов. Совершив удачно намеченный акт, я мог бы только ангажировать одного себя, заявив, что я действую от своего имени. Кем бы индивидуально я ни был, анархист, монархист или беспартийный. Чтобы вы лучше поняли мою мысль и мое настроение, представьте такой случай: завтра какой-нибудь пьяный хулиган покончит случайно со Столыпиным, или ревнивый муж пристрелит министра за его непрошенное вмешательство в чужую семейную жизнь.
Во всех этих случаях — Столыпин становится безвредным и устранен с политической арены. Я спрашиваю, какое политическое значение будет иметь при таких условиях смерть или удаление Столыпина? Не более, чем нормальная, естественная смерть, т. е. — никакого политического значения. Теперь возьмите мой случай.
Представьте себе и поверьте на время мне, что я решил бесповоротно устранить Столыпина, по моим индивидуальным идеологическим соображениям. Теперь я вполне понимаю, что всякое индивидуальное действие лишь ослабит и воспитательное, и политическое значение столь крупного факта. Другое дело, если бы хорошо организованная партия, вроде партии социалистов-революционеров, согласилась использовать мой акт, и, в случае его удачи, санкционировать его, как совершенный по постановлению, или просто с согласия партии» (Там же, стр. 44.)…
На вопрос Е. Лазарева, что собственно побуждает Дм. Богрова, блестящего молодого человека — умного, начитанного, брать на себя столь радикальную инициативу и ответственную роль, Дм. Богров отвечает следующее:
«Я пришел к заключению, что в русских условиях систематическая революционная борьба с центральными правящими лицами единственно целесообразна. В России режим олицетворяется в правящих лицах, которые тем и сильны, что остаются неизвестными и недоступными» (Там же, стр. 47.).
Если мы припомним изложенное в предыдущей главе, то убедимся, что эти самые положения Дм. Богров еще в 1907 г. защищал на конференциях Киевской группы анархистов-коммунистов.
Далее, по словам Е. Лазарева, Дм. Богров говорит следующее: «Я пришел просить не материальной или технической помощи партии, а идейной и моральной. Я хочу обеспечить за собой уверенность, что после моей смерти останутся люди и целая партия, которые правильно истолкуют мое поведение, объяснив его общественными, а не личными мотивами». Вследствие уклончивых ответов Е. Лазарева, носивших более характер наставлений и увещаний. Дм. Богров спрашивает:
«Какой же ответ ваш на мое предложение, которое я после долгих размышлений решил поверить вам?… Я вижу, — ваше настроение отеческое, а не деловое. Вы хотите меня наставить на путь истинный, дабы я усердно занимался своей адвокатской практикой, и между прочим всякой иной культурной деятельностью: почитывал и пописывал революционные брошюрки и т. п. А между тем вы ведь знаете лучше меня — во что обошелся манифест 17 октября. Ведь, после манифеста карательные экспедиции залили рабочей и крестьянской кровью всю страну. Где I и II Думы? Ведь всему свету известно, — как и при каких условиях они были разогнаны и какими последствиями сопровождались. Я — еврей, и позвольте вам напомнить, что мы и до сих пор живем под господством черносотенных вождей. Евреи никогда не забудут Крушеванов, Дубровиных, Пуришкевичей и тому подобных злодеев. А Герценштейн? А где Иоллос? Где сотни, тысячи растерзанных евреев — мужчин, женщин и детей, с распоротыми животами, с отрезанными носами и ушами?
Если в массах и выступают иногда активно против таких злодеяний, то расплачиваться в таких случаях приходится «стрелочникам», главные же виновники остаются безнаказанными. Указывать массам действительных виновников лежит на обязанности социалистических партий и на интеллигенции вообще. Вы знаете, что властным руководителем идущей теперь дикой реакции является Столыпин. Я прихожу к вам и говорю, что я решил устранить его, а вы мне советуете вместо этого заняться культурной адвокатской деятельностью… Я это объясняю только тем, что вы не подготовлены к обдуманному ответу. Поэтому, я прошу вас обдумать мое предложение и затем, — позвольте мне зайти к вам в другой раз» (Там же стр. 51.).
