Дискуссия в таком сюрреалистическом ключе продолжалась довольно долго. Обе стороны снова и снова повторяли старые, уже набившие оскомину позиции. И по истечении трёх часов Горбачёв, будучи уже явно заведённым, неожиданно сменил тему.
Он выложил на стол увесистый доклад госдепартамента «Деятельность по распространению советского влияния», в котором вся политика перестройки за последние два года рисовалась, как коварная пропаганда с целью обмануть доверчивый Запад и подготовить почву для продолжения советской экспансии. При этом резко поставил вопрос о недопустимости подобного рода публикаций на официальном уровне, сеющих недоверие к происходящим переменам в Советском Союзе и рисующим его в образе врага. Шульц, естественно, в долгу не остался и началась острая полемика со взаимными упрёками и обвинениями, перемежаемая воспоминаниями о советском вторжении в Афганистан, инциденте со сбитым корейским самолётом и шпионскими полётами американских У— 2.
После такой разминки, продолжавшейся более трёх часов, госсекретарь осторожно поднял вопрос о сроках предстоящей встречи в верхах. Рейган, сказал он, был бы готов принять Горбачёва в конце ноября и хотел бы, чтобы гость посетил не только Вашингтон, но и проехал по Америке.
— А какую повестку дня Вы имеете ввиду? –тут же среагировал Горбачёв, явно находясь в раздражённом состоянии. –Как Вам это представляется после нашего обмена мнениями?
Невозмутимый Шульц ответил, что будет подписан Договор по РСМД, будут встречи с президентом и, возможно, будет создан какой— то вариант рабочих групп для обсуждения текущих вопросов.
— А что мы подготовим к встрече в верхах по вопросам СНВ и космоса? – продолжал напирать Горбачёв.
— Я хотел бы, — начал крутить в ответ Шульц, — чтобы в этой области был достигнут определённый результат, который дал бы необходимый импульс для завершения работы где— то будущей весной. Гарантировать этого я, конечно, не могу. Не знаю, получится ли это.
Тогда Горбачёв выразил сомнение в необходимости проведения саммита без достижения договоренности по стратегическим вооружениям. Подписание Договора по РСМД это не причина для встречи в верхах. «Люди во всём мире, — горячился Горбачёв, — не поймут: руководители двух держав постоянно встречаются, а дело стоит на месте. Особенно проблема СНВ, которая, как Вы и как я говорили, является центральной, и не только для наших взаимоотношений, но и для всего мира». Поэтому он не может обсуждать сейчас дату встречи с Рейганом в Вашингтоне.
Столь жёсткого поворота дел американцы явно не ожидали. Но Шульц решил не сдаваться и ответил, что в таком случае можно найти другие способы подписания Договора по РСМД, который практически готов. И намекнул, что его могут подписать министры или главы делегаций.
Встреча в верхах повисала в воздухе, а в советско— американских отношениях назревал очередной кризис. В Екатерининском зале наступила гнетущая тишина. Чтобы разрядить обстановку, советский посол в Вашингтоне Ю.В. Дубинин подошёл к Горбачёву и тихо произнёс:
— Быть может стоит предложить, чтобы Шеварднадзе в срочном порядке посетил Вашингтон для продолжения переговоров.
Горбачёв кивнул и в завершении, как бы давая понять Шульцу, кто есть кто, сказал:
— У меня, г— н госсекретарь, есть преимущество перед Вами: я могу напрямую написать письмо президенту США.[256]
На этом расстались.
Вернувшись в посольство, госсекретарь сразу же позвонил в Вашингтон Рейгану и сообщил о тупике: Горбачёв неожиданно ужесточил позиции и встреча в верхах под угрозой срыва. Если президент считает нужным, ещё есть возможность изменить ход событий и договориться хотя бы о дате встречи. Но, по мнению Шульца, американцам следует твёрдо продолжать свою линию и не уступать. Рейган с ним согласился, хотя был явно разочарован.[257]
Казалось бы всё ясно: американцы заняли жёсткую позицию –ни шагу назад. Однако осторожный Шульц, видимо для подстраховки, в тот же вечер перед отлётом из Москвы направил Горбачёву письмо, в котором явно хотел сгладить впечатление от случившегося в Кремле:
«Хотя наша работа здесь на этой неделе и не привела к определению дат встречи между Вами и президентом позднее в этом году, она тем не менее показала, сколь много можно достичь, когда для этого имеется воля. Зная, что говорю от имени президента Рейгана, заверяю Вас, господин Генеральный секретарь, что с нашей стороны такая воля присутствует и она будет сохраняться в последующие недели».
Это был явный намёк: давайте не ставить на этом точку, а продолжать диалог. В Москве это так и поняли. Тем более, что 3 дня спустя на имя Шеварднадзе поступило другое послание от госсекретаря. В нём говорилось, что переговоры в Москве были успешными и американской стороне непонятно, почему Генеральный секретарь не захотел уточнить сроки встречи в верхах. Шульц заверял, что США привержены 50%— ному сокращению СНВ и «готовы обсуждать роль оборонительных вооружений».
Разумеется, это американцев ни к чему не обязывало, но приглашение к продолжению переговоров было явным. Об этих письмах Шульц в своих мемуарах почему— то не вспоминает. Он делает акцент на другом: первыми де «моргнули русские». Но тогда Шульца явно беспокоил вопрос: что происходит в Кремле? Почему Горбачёв резко ужесточил позиции?
Ещё в Москве, после встречи с Горбачёвым он сразу собрал свою команду в защищённом от прослушиваний «пузыре» в американском посольстве и поставил перед ней эти вопросы. «Горбачёв, — говорил он, — всегда выглядел сверх самоуверенным. Однако сегодня он мне не показался боксёром, который никогда не был бит». Ясного ответа не было –американские советологи сами терялись в догадках. В советских верхах действительно что–то происходит. Но что, — никто толком не знал. Знали только, что 21 октября –накануне визита госсекретаря, в Москве проходил Пленум ЦК. Вот и всё.
Вернувшись в Вашингтон, Шульц пригласил в госдепартамент специалистов ЦРУ, чтобы они прояснили ситуацию. Их оценки были весьма любопытными. Тем более, что к началу ноября были опубликованы официальные сообщения, что на октябрьском Пленуме ЦК КПСС с критикой политики перестройки выступил Б.Н. Ельцин. Но прямо Горбачёва он не критиковал, сосредоточив огонь на Е.К. Лигачёве.
