Разразившаяся гражданская война в Испании круто изменила привычный ход жизни супругов. Дали не собирался поддерживать какую-либо из сторон и в то же время не желал видеть страну оскверненной и разоренной. В 1936 г. Сальвадор и Гала уехали в Париж, а когда во Францию вошли немцы, эмигрировали в Нью-Йорк.
Дали понравилась Америка, куда с начала войны перебралась почти вся художественная интеллигенция Европы. Художник устраивал выставки, его приглашали читать лекции, издавали его книги, а картины покупали за огромные деньги. Он вел жизнь кумира, соперничая в роскоши с восточными шейхами. Дали прекрасно понимал, что демократическому обществу не менее, чем любому другому, необходимы небожители. В XX веке место королей и святых заняли голливудские звезды, спортсмены и политики. На этом Олимпе, по его глубокому убеждению, должно было найтись место и для художника.
С неустанным трудолюбием Дали превратил свою жизнь в постоянно действующий аттракцион. Гала он подарил механическое сердце, усыпанное рубинами и бриллиантами. В этом подарке слышится отголосок знаменитой строфы итальянского поэта-футуриста Маринетти: «Мое сердце из красного сахара…» Дали приезжал на лекции в лимузине, салон которого был завален цветной капустой. К середине своей жизни художник приобрел облик полоумного гранда времен
Великой Армады: черные локоны до плеч, горящие глаза, впалые щеки аскета, а главное — невероятно закрученные усы, позаимствованные с автопортрета Веласкеса, — они у него всегда победно торчали вверх.
В годы своей необычайной популярности Дали приобрел привычку не принимать гостей, а давать им аудиенции. К визитерам он выходил то в мундире, увешанном орденами, то в халате из леопардовых шкур, то в белоснежном фраке, а то на античный манер — голым и верхом на лошади. Именно в обнаженном виде с саблей в руках он принял у себя советского композитора Арама Хачатуряна. Под звуки его знаменитого «Танца с саблями» экстравагантный художник обскакал вокруг ошеломленного гостя и, не произнеся ни слова, скрылся за дверью зала. Видимо, по представлению Дали, так должен был выглядеть особо почетный прием.
Если за океан Сальвадор уехал всего лишь известным испанским художником, то на родину в 1948 г. он вернулся уже звездой мировой величины. Франкистский режим принял его благосклонно: немного было тогда на Пиренеях деятелей с такой славой. К тому же особых противоречий с властями у Дали не было: он без стеснения глумился над западными демократиями, не способными вынести его умопомрачительных откровений. Уверял, что буржуазия цветет махровым цветом не где-нибудь, а в Советской России. Объявлял, что свобода — это вялая гадость вроде шпината, без вкуса и костей.
Впрочем, это ничуть не мешало его международному признанию. Мэтр, по заказам крупнейших мировых издательств, иллюстрировал классику — от Библии до маркиза де Сада, открывал один за другим свои персональные музеи (в основном на родине и в США), получал многочисленные награды от королевских домов и художественных академий. И все эти годы рядом с ним неизменно находилась его бесценная подруга. Начиная с 1950-х гг. Дали стал проповедовать настоящий культ Гала. В его знаменитых религиозных аллегориях она уже представала олицетворением божественного начала в образе не только Мадонны нового времени, даже в его изображении Христа проступают знакомые черты «Гала Галатеи Безмятежной».
С середины 70-х гг. у Дали начала прогрессировать болезнь Паркинсона. О серьезной живописи уже не могло быть и речи: то, что выходило из-под кисти художника, не могло его удовлетворить. Гала, зная неистовую натуру мужа, решила всеми способами оградить его репутацию от превратностей судьбы, сохранить во что бы то не стало представление о дееспособности и неувядаемом таланте мастера. По ее просьбе некий Мануэль Баладас талантливо подделал некоторое количество картин Дали. Мистификация удалась — мир по-прежнему верил, что Сальвадор продолжает творить. Это была, пожалуй, единственная тайна Гала от мужа, которую она унесла в могилу и о которой Дали так и не узнал. Обман раскрылся лишь спустя два года после его смерти.
В последнее время в прессе появились публикации, в которых утверждается, что как у Гала, так и у Дали в конце жизни появились и другие привязанности. В частности, пишется о том, что рядом с прославленной Музой художника в 1963 г. появился некий молодой человек, с которым она уехала в Италию, где он через три года скончался. А с 1973 г. ее постоянным спутником якобы был певец Джеф Фенхолдт. Что же касается Дали, то он тоже не оставался в это время в одиночестве. Рядом с ним на всех официальных мероприятиях присутствовала американская певица Аманда Лир (именно такое имя взял себе транссексуал Алан Тэп после операции по смене пола). Однако пока все эти сведения не имеют достоверных документальных подтверждений. Да и что они могут изменить в истории отношений Гала и Дали, которые по сути ни в жизни, ни в искусстве неразделимы и друг без друга не существуют?
Гала скончалась в июне 1982 г. Безутешный Сальвадор с большим трудом перенес эту страшную для него потерю. После смерти жены он уединился в одной из башен своего театра-музея, выстроенного им в Фигерасе в 1974 г., полностью прервав связь с внешним миром. Он пережил свою Гала на семь лет, и до самой своей смерти в 1989 г. практически никого не принимал и никого не желал видеть.
Неистовую любовь Дали к жене многие его друзья считали одним из проявлений душевной болезни. Разумеется, каждый по-своему может толковать историю этой любви. Однако неблагодарное дело мимоходом разбираться в отношениях легендарной пары, которая была счастлива и свое счастье не скрывала перед всем миром. Не случайно же художник сказал: «Самое главное на свете — это Гала и Дали. Я так люблю нас обоих». И он таки создал торжественный гимн себе, своим картинам, своим усам, своей тросточке и своему гению. А свою любимую женщину он вознес на такой пьедестал, на какой не возносил своих подруг ни один художник всех эпох и народов.
Здесь и далее стихи в переводе С. Маршака.
