Александр Омельянюк - Возвращение блудного сына

Но убирать с глаз Платона этим летом пришлось и председателя Правления их СНКТ. Проворовавшуюся Марину Николаевну на этом соблазнительном посту, но пока лишь в качестве исполняющего обязанности, сменил давний приятель Платона – его угловой сосед по даче Сергей Вячеславович Капин. Но это назначение почему-то не одобрила Ксения.

– «У него манеры, как у… деревенской козы!» – прокомментировала она его культуру.

– «Да что ты?! Тебе показалось. Я его знаю с детства. Его наносная грубость и некоторая показная развязность компенсируются его добрым сердцем порядочного человека!» – не согласился с женою Платон, тут же просвещая её, не дав упасть популярности своего приятеля.

Но этим летом почему-то резко упала популярность дачного футбола. Их футбольное поле иногда пустовало, хотя после частых дождей оно быстро высыхало. Но, несмотря на меньшее количество игр, Платон в этом году почему-то стал забивать больше голов. Теперь он всегда играл лишь на острие атаки, «на пятачке», частенько в одно касание переводя пасы партнёров в ворота соперников. Как и все, начав играть лишь с июля, к концу августа на счету «Дяди Платона» было рекордное количество голов и голевых пасов: 204 и 93 соответственно, забитых всего за 24 игровых дня!

В начале сентября Платону неожиданно опять позвонил Сталев. Поинтересовавшись его новостями, кратко просветив о своих, Александр Михайлович закончил разговор опять нудным и лицемерным пожеланием как-нибудь встретиться. На что Платон теперь уже жёстче предложил:

– «Ну, как напишешь свои воспоминания, так и встретимся!».

Отношения Платона и Сталева стали, как у глухого со слепым. Один, Сталев, не слышал, или не хотел слышать, что его просил и что ему неоднократно предлагал бывший школьный товарищ. Другой, Платон, не видел, или не хотел видеть, что тот его не слышит. Зато он увидел другое.

В утренней электричке музыкальные трели мобильников теперь изредка разбавлялись ранними песнями элекстрелей. А сидевшие с закрытыми глазами и с заткнутыми наушниками ушами плебёныши так и не вынимали из кармана остатки своей совести, не уступая места пожилым.

Так же частенько вовремя не уступала мужу место у компьютера и Ксения, занимавшаяся на нём редактированием своих новых фотографий. Но Платон не прогонял жену, всегда поощряя её на творчество.

Закончив своё долгое дело, почувствовавшая неловкость Ксения спросила мужа:

– «Ты что делаешь?».

– «Думаю!».

– «Индюк тоже думал, да в суп попал!».

– «А я не о том думаю!» – ответил писатель, наконец, добираясь до своей «конторки».

Но уже через некоторое время Платон, увлекшись своим творчеством за компьютером, опять традиционно чихнул, тут же прокомментировав жене:

– «Ну, вот! Значит, я опять попал в свою колею!».

И на недоуменный взгляд Ксении тут же пояснил:

– «Так там же всегда глубоко и сыро!».

– «Мне почему-то всё время кажется, что ты как-то не так пишешь?! Потому может быть и чихаешь?» – нашлась и она, что сказать писателю.

– «Говоря о каком-то творческом процессе или, например, о спортивной игре, происходящих в рамках каких-то условий и своих правил, можно сказать, что для гения или таланта всегда важно, что́ он делает, а не как он это делает!».

Но этот его посул был не всегда правилен. Ибо в жизни часто важным было и то, как человек делает своё дело. И Платон вскоре убедился в этом.

Как-то раз пожилой и видимо очень опытный водитель троллейбуса по фамилии Кучер закладывал на скорости виражи, воображая себя Жаном Клодом Кили – единственным мужчиной среди двенадцати девушек, то бишь, пассажиров.

А посреди салона, сидячие места которого в основном сейчас действительно занимали зрелые дамы, стоял, не держась за поручни, Платон Петрович. Его поджарый, с выпяченной грудью, втянутым животом и заметной талией вид вызывал у них восхищённые взгляды.

Особенно, когда его тело с помощью длинных и гибких ног реагировало на неожиданные толчки, оставаясь в равновесии.

– «Наверно, каратист?» – наклонилась к мужу, даже на сидении держащему её под руку, одна из близко сидящих дам преклонного возраста.

Супруг оглядел соперника и тактично уточнил:

– «Думаю, что это, скорее всего, бывший футболист. Вон как ногами держит равновесие!».

Платон краешками губ улыбнулся проницательному старику и продолжил балансирование, сохраняя равновесие.

– «А посмотри на кисти его рук!» – не согласилась жена.

На остановке, одна из женщин крикнула водителю, напомнив ему, что он везёт людей, а не дрова. Но тот пытался неуклюже оправдаться, что ему, мол, мешают другие водители.

– «Запомни! У нас, в Москве, кто врёт, тот долго не живёт!» – пояснил Платон водителю.

– «Так у нас… правостороннее движение! Кто прав, того и сторона!» – в пику писателю вывернулся видимо представитель бывшей житницы СССР.

При этом он почему-то ожесточённо жестикулировал. Можно было даже подумать, что в его случае этот глагол происходит от существительного жесть, а не жест.

Неожиданно настоящая «жесть» случилась и в НИИ, дочернею организацией которого являлось ООО «Де-ка». Молодой, но ранний бухгалтер Максим Николаевич Карасёв, ведущий и их ООО, неожиданно для всех оказался тривиальным жуликом, умудрявшимся периодически уводить со счетов своих организаций не малые денежные средства, а иногда и просто подделывая подписи в липовых ведомостях на зарплату.

А удалось это выявить совершенно случайно. Ольга Михайловна Лопатина как-то раз спросила Надежду Сергеевну Павлову, почему зарплата той стала больше, чем у неё самой? На что та удивлённо ответила, что её зарплата не меняется уже много лет.

Проведённая после этого разборка и расследование и выявили, мягко говоря, злоупотребления их бухгалтера-вора.

Максим Карасёв был молодым человеком лет под тридцать, аморфной внешности без признаков мужской сексуальности и похожий на педика, с забавно трясущейся головой в такт ставящей подпись его же шаловливой правой руке. Видно было, что он это делает по привычке, наверно подделав до этого далеко не одну подпись.

А на более поздний вопрос Платона, по поводу его якобы работы в ООО «Де-ка», на его фиктивное оформление сотрудником этой организации, покрасневший Максим попытался неуклюже оправдаться:

– «Я дал маху!».

– «А ты, что, голубой?» – припёр тогда нахала к стенке писатель.