Глава 4
Разграбление Европы
Перед Первой мировой войной, будучи еще молодым человеком и живя в Вене, Гитлер мечтал стать художником и архитектором, несмотря на категорическое несогласие своего деспотичного отца Алоиза Шикльгрубера. В 1907 году он поступал в Художественную академию, но провалил вступительный экзамен. Это привело его в отчаяние; на следующий год он снова пытался поступить, и снова не был принят – его портфолио удостоилось лишь беглого взгляда. Этот момент в жизни Гитлера стал поворотным. Объяснив свой провал тем, что члены приемной комиссии были евреями, он затаил глубокую ненависть ко всему еврейскому народу, хотя по иронии судьбы теми несколькими случаями, когда ему все-таки удавалось продать один из своих рисунков, он был обязан венгерскому еврею – торговцу картинами Йозефу Нойману.
Следующие несколько лет Гитлер жил жизнью бродяги «в нужде и лишениях», как он сам позднее писал в «Майн кампф». Его единственным утешением были многочисленные музеи искусств Вены, а также ее богатая традиция классической музыки. В музыкальных вкусах Гитлер оставался католиком: Бетховен, Брукнер, Шопен, Григ, Шуберт, Шуман, и даже Малер и Мендельсон; неизменным же его любимцем был Рихард Вагнер, чью оперу «Нюрнбергские мейстерзингеры» он знал наизусть. После Первой мировой войны Гитлер оставил рисование,[85] однако на всю жизнь сохранил иллюзию о себе как о великом художнике; его интерес к архитектуре также никогда не ослабевал.
Оказавшись на посту канцлера, Адольф Гитлер стал с безжалостным фанатизмом воплощать в жизнь свою навязчивую идею «расовой чистоты»[86] параллельно с безрассудным планом централизации всей власти в руках партии. За победой нацистов на выборах в 1933 году почти незамедлительно последовала срежиссированная ими отмена конституции в ответ на поджог Рейхстага. Затем, после смерти рейхспрезидента Веймарской республики Пауля фон Гинденбурга в августе 1934 года, Гитлер принял полномочия главы государства (фюрера) и одновременно лидера партии – это был государственный переворот, одобренный в ходе плебисцита голосами 38 млн немецких граждан. После того, как парламент и суды были вычищены нацистами, правящий режим обрел неограниченную власть и смог свободно развернуть политику унификации[87] (нем. Gleichschaltung) – принудительного приобщения к государственной идеологии, усиливая давление на немецкий народ путем ликвидации или нейтрализации любых организаций, неподконтрольных нацистской партии. Поток декретов заставил замолчать средства массовой информации, были отменены личные свободы и право на собрания, запрещены конкурирующие политические партии и независимые профсоюзы, лишены самостоятельности региональные суды и правительства. Смертной казнью теперь карался широкий круг «преступлений», определяемых как политические. Начались массовые аресты не только коммунистов, социал-демократов и активистов-евреев, но и членов масонских лож и организаций, цыган, гомосексуалистов и всех прочих, кого нацистская идеология считала «ущербными». Большинство этих изгоев были заключены в 50 концентрационных лагерей, созданных в первый же год правления нацистов.
В апреле 1933 г. Юлиус Штрейхер, главный редактор нацистской еженедельной газеты «Штурмовик» (нем. Der Sturmer), известный как ярый антисемит, организовал экономический бойкот всего бизнеса, принадлежавшего евреям. Доктор Йозеф Геббельс, глава только что созданного Министерства просвещения и пропаганды, призвал «вымести огнем» все «негерманские» книги, особенно книги авторов еврейского происхождения – Эйнштейна, Фрейда, Кафки, Маркса. В этот список попал даже великий немецкий поэт XIX в. Генрих Гейне, в чьей трагедии «Альманзор» были предупреждающие строки: «Там, где сжигают книги, будут сжигать и людей». 10 мая сорокатысячная толпа наблюдала за сожжением 25 тыс. книг на берлинской Оперной площади. В ноябре 1933 г. национальный референдум показал, что 95 процентов граждан одобряют политику нацистов, несмотря на постоянно усиливающееся ущемление прав и свобод граждан.
После победы нацистов на выборах наступило безумное время, когда они сосредоточились на уничтожении своих политических оппонентов[88] центристского и левого толка. К 1934 году все принадлежавшие евреям магазины были заклеймлены броско намалеванным словом «Juden» (нем. «Евреи») или Звездой Давида, а неподалеку регулярно дежурили штурмовики из СА, отпугивая покупателей. Все чаще предприниматели-евреи были вынуждены сворачивать свой бизнес, так как теряли источники дохода. Вскоре немецких евреев, прежде бывших докторами, юристами, учителями, учеными и чиновниками, сместили с занимаемых ими должностей. В магазинах и ресторанах отказывались обслуживать евреев, им был запрещен вход в парки, бассейны и даже в общественный транспорт. Немецким детям антисемитизм вдалбливался на школьных уроках и даже в играх: цель популярной детской настольной игры заключалась в том, чтобы сделать германские земли «свободными от евреев».
Большой шаг на пути к «ариизации» всех сфер жизни немецкого общества[89] был сделан 15 сентября 1935 г. со вступлением в силу так называемых Нюрнбергских законов. С этого времени браки и сексуальные связи между арийцами и евреями были категорически запрещены; евреи лишались всех политических прав. Все больше евреев пытались эмигрировать во Францию, Швейцарию и другие страны, однако там их редко принимали радушно, и многим отказывали во въезде. Из примерно 525 тыс. еврейского населения Германии около 170 тыс. человек успели выехать из страны до 5 октября 1938 г., когда особым декретом были аннулированы их паспорта. Швейцарские власти настояли, чтобы немецким евреям, которым для эмиграции нужны были документы, снова выдали паспорта – с большой литерой «J» для их быстрой идентификации на границе и последующего запрета на въезд. Многие евреи не могли позволить себе эмигрировать – выезд из страны был связан с большими расходами, которые постоянно возрастали. Тем же, у кого водились деньги, было запрещено вывозить с собой какие-либо накопления, да и мало у кого они оставались после вынужденной продажи домов и бизнеса по предельно низким ценам и выплаты «налога на выезд из рейха» (нем. Reichsfluchtsteuer). Особой мишенью нацистов стали торговцы произведениями искусства и антиквариатом, чьи галереи, магазины и лавочки принудительно закрывались и число которых в Германии сократилось на 80 процентов, что привело к перенасыщению арт-рынка и резкому падению цен.
