Но более никто не хотел допускать их к самому сердцу страны. Ярослав начал возобновлять оборонительную систему отца, наращивать ее, выводить из состояния упадка, к которому всегда и неизбежно приводит долгая смута. В 1037 году, вскоре после разгрома печенегов, он принялся строить вокруг Киева новые укрепления: город разросся, прежние стены не вмещали всех его улиц.
Поздние годы его правления отмечены политическим благополучием. Держава Русская сильна, независима, города ее — словно чаши, до краев наполненные хмельным медом дружин. Ярослав может щедро тратить воинскую силу, ведя активную внешнюю политику. У него есть кем восполнять потери.
В 1030–1040-х годах великий князь четырежды ходил на север — против балтских и финно-угорских племен: чуди, ятвягов, литвы, еми. Даже страшный конский мор не отобрал у него победу над емью. В 1030-м, победив чудь, он основал город Юрьев на месте малой крепостицы местных племен[39].
В 1041 году Ярослав совершил большой поход на польское племя мазовшан. Воины его двигались по рекам на ладьях. Шесть лет спустя он повторил поход, и мазовшане потерпели тяжелое поражение. Их князь погиб. Ярослав отдал мазовшан под руку своего союзника и свойственника — польского короля Казимира I Восстановителя, женатого на его сестре[40]. Тот взамен собрал со всех подвластных ему областей русских пленников, угнанных когда-то Болеславом, и отдал киевскому другу.
Почувствовав себя могучим государем, Ярослав даже испробовал прочность Византийской империи. В середине XI века Византия находилась не в лучшем состоянии. Политический кризис трепал ее. Тем не менее греки начали нарушать договоры, ранее заключенные с русскими князьями. Сын Ярослава Владимир, а также воевода Вышата возглавили большую рать, предназначенную к набегу на владения василевсов. В 1043 году киевское воинство добралось на ладьях до устья Дуная. Отдохнув, оно устремилось оттуда к Константинополю. Пройдя мимо императорской столицы, русы вышли в Мраморное море. Началось морское сражение, и ход его складывался не в пользу князя Владимира. Не успела битва завершиться, как грянула буря, выбросившая часть флотилии на берег. Шесть тысяч ратников остались на берегу без предводителя, без помощи дружины, без запасов. Мужественный Вышата, высадившись к ним с корабля, сказал так: «Если буду жив, то с ними, если погибну, то с соратниками». Греческий император Константин Мономах послал вдогонку остальным, сохранившим ладьи, слабую эскадру всего лишь из четырнадцати кораблей. Владимир разбил греков, а потом хоть и с малой, да все же с победой вернулся на Русь. Но от того успеха не добавилось ему с отцом ни богатства, ни доброго имени. Брошенные же на произвол судьбы бойцы Вышаты оказались в плену. Множество несчастных воинов подверглось ослеплению. Вышата, как и обещал, вернулся на Русь со своими людьми, но лишь через три года, когда установился мир между Киевом и Константинополем. И он — единственный из всех участников войны, коему следовала почесть от народной молвы.
Христианская Византия являлась естественной союзницей христианской Руси. И как только константинопольские или киевские правители забывали это, как только одна из сторон пыталась вернуть времена буйных варяжских походов за добычей к заморским соседям, а другая проявляла высокомерие к северным варварам, так сам Бог, кажется, отучал их от скверных идей.
Больше всего великий князь запомнился современникам как устроитель дел Церкви и великий «книжник». Это, последнее, — главное, чем отличался он от предков. Отец его многое сделал для Церкви, сын и тут повторял отца. Но тягой к «винограду словесному» Владимир Святой отмечен не был. А вот его отпрыск бесконечно удивлял родню, киевскую знать и наемных варяжских князей необыкновенной любовью к образованным людям да пергаменным книгам.
В 1037 году он заложил в Киеве собор Святой Софии[41] и Благовещенскую надвратную церковь. В 1043-м его сын Владимир начал строительство собора Святой Софии в Новгороде — очевидно, по согласованию с отцом. Ярослав Владимирович основал монастыри Святого Георгия и Святой Ирины. Когда на Суздальской земле волхвы (языческие жрецы) подняли мятеж, он лично отправился туда с войском, пленил волхвов, частью изгнал, частью же казнил. В ту пору над Ярославом еще нависала серьезная угроза междоусобной войны с братом Мстиславом; несмотря на это, бунтом волхвов князь занялся без малейшего промедления. Церкви он дал новый устав, расширявший ее прерогативы по сравнению с тем, что установил его отец.
Но летописец, со спокойным одобрением отзываясь о строительных затеях Ярослава и о скором усмирении волхвов, впадает в изумленную восторженность, когда поет хвалу киевскому правителю совсем по другому поводу. Вот слова летописи, наполненные пламенной благодарностью книжника рясофорного книжнику державному: «Любил Ярослав церковные уставы, попов любил немало, особенно же любил черноризцев и к книгам имел пристрастие, читая их часто и ночью, и днем. И собрал писцов многих, и перелагали они с греческого на славянский язык и на письмо. Переписали они и собрали множество книг, которые наставляют верующих людей, и наслаждаются они учением Божественного слова. Как если один землю вспашет, другой же засеет, а иные жнут и едят пищу неоскудевающую, — так и этот. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил. Этот же Ярослав, сын Владимиров, посеял книжные слова в сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное… Ярослав… как мы уже сказали, любил книги и, много их написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам. Украсил ее иконами бесценными, и золотом, и серебром, и сосудами церковными, и возносят в ней к Богу положенные песнопения в назначенное время. И другие церкви ставил по городам и по местам, поставляя попов и давая от богатств своих жалованье, веля им учить людей и постоянно пребывать в церкви, потому что попам достоит всегда наставлять людей, ибо им поручено это Богом. И умножились пресвитеры и люди христиане. И радовался Ярослав, видя множество церквей и людей христиан, а враг сетовал, побеждаемый новыми людьми христианскими»[42].
Ярослав Владимирович позаботился о том, чтобы Русь обрела пока еще тонкий, но постепенно растущий слой образованных людей. А создав его, очень быстро получил новое качество в культуре. Русь начала мыслить себя. Русь начала познавать себя. Иными словами, вглядываться в устройство мира, в историю человечества, отыскивать свою роль во вселенской мистерии христианства.
При Ярославе, скорее всего, началось русское летописание — то ли при Десятинной церкви, то ли при соборе Святой Софии. При его детях оно прочно угнездилось в семье черноризцев Киево-Печерской обители. Этот прославленный монастырь вырос из немногочисленной иноческой братии, которая собралась вокруг Антония Печерского — любечанина, побывавшего на святом Афоне. Там его благословили устроить монашескую общину на Руси. Вернувшись, он поселился в пещерке, которую выкопал священник Иларион из домовой церкви Святых Апостолов великокняжеской резиденции в Берестове. «Малое стадце» сошлось к обиталищу Антония в ту пору, когда Ярослав уже входил в возраст ветхости. Илариона же, по словам летописи, «мужа благочестивого, книжного и постника», киевский правитель сделал главой Русской церкви (1051). Это был первый митрополит Киевский из русских. Прежде Константинополь присылал своих ставленников, Илариона же утвердил на митрополии собор епископов Руси.
