Главным препятствием в попытке достижения соглашения на базе «Основных предложений», которое стало очевидным в тот период, являлась не непреклонность Карла I, а оппозиция Джона Лилберна и левеллеров, которые сильно подозревали, что переговоры между Кромвелем, его союзниками (которых они пренебрежительно прозвали «вельможами») и королем приведут к безоговорочному возвращению старого политического и социального порядка. 5 сентября Кромвель посетил бывшего друга Лилберна в Тауэре, чтобы попытаться убедить его не вызывать недовольства армии, если его освободят. Он также убеждал Лильберна «избегать проявления такого сильного отвращения к Палате Лордов тогда, когда она имеет такое большое значение для армии, в целях сохранения хороших отношений между ними»[85]. Понятно, что Лилберна, который после отставки из армии в 1645 году был вовлечен в главные правовые битвы с Палатой Лордов, в результате чего он был заключен в тюрьму, не восхитил призыв Кромвеля, который может быть отнесен на счет злого комментария Кромвеля в письме Майклу Джоунсу в Дублин от 14 сентября о том, что «наши действия могут быть непонятны тем, кто не знаком с основой наших операций»[86]. Опасения покинули его, когда пять полков избрали новых агитаторов, у которых были тесные связи с гражданскими лондонскими левеллерами и, хотя и незначительное, проникновение левеллеров в армию в первое время имело значение. Новые агитаторы составили длинный обвинительный акт Кромвелю и «вельможам» — «Правдиво изложенное дело армии», которое было представлено Ферфаксу 18 октября. Почти через неделю за этим последовал подробный план конституционного и религиозного соглашения («Народного соглашения») как альтернативы «Основным предложениям». Ферфакс и Кромвель ответили пересылкой плана на собрание Совета армии в Патни, состоявшееся 28 октября.
Последующие «дебаты в Патни» совершенно правильно заслужили славу как драматическое противостояние между теми, кто требовал сейсмического перетряхивания власти в Англии, и их консервативными оппонентами. Однако сначала велись различные споры, Кромвель защищал стратегию соглашения, которой он следовал с конца войны, и осуждал недавние нападки на нее левеллеров. Его главной целью в Патни было сохранить единство армии принятием согласительной программы, базирующейся на «Основных предложениях», и его речи изобиловали возвышенными словами. «Я не буду говорить о чем-либо кроме этого, так как я убежден в душе, что бог стремится объединить нас», — сказал он в начале дебатов 28 октября; и (на следующий день): «Позвольте нам совершать дела, но позвольте нам быть объединенными в наших делах»[87]. То, что это являлось его основной целью в Патни, объясняет, почему первый день был посвящен дискуссии на тему, которая часто становилась точкой преткновения: все еще обязывают или уже не обязывают армию «обязательства» (манифесты), выпущенные после июня. Перед лицом левеллеров и агитаторской оппозиции Кромвель и Айртон последовательно доказывали, что «обязательства» могут быть нарушены. Вместо этого 28 октября они предложили организовать комитет для исследования предыдущих обязательств армии, чтобы точно установить, какие требования и обещания были выполнены. Комитет попросил сравнить их с предложениями, сделанными в «Соглашении», в надежде, что это позволит найти важную общую основу для армии и левеллеров.
Время от времени в ходе дебатов Кромвель выступал в роли посредника, проявляя политический профессионализм, которого достиг со времени своего беспомощного поведения в первые месяцы Долгого парламента. Он старался проявить уступчивость, защищая себя и «вельмож» от нападок «завидующих и опасающихся», «что они были… склонны и привержены к определенным формам правления, ибо, на что бы мы ни претендовали, вам бесполезно разговаривать с нами… Вы увидите, что мы далеки от того, чтобы быть сильно привязанными к чему-либо; мы не согласимся с вами и в том, что фундаментальная, верховная власть принадлежит народу, зарождается в нем и выражается его представительством»[88].
Когда был поднят спорный вопрос о праве голоса, в отличие от непреклонного Айртона Кромвель заявил, что возможен случай расширенного голосования. «Вероятно, — сказал он 29 октября, — существует весьма значительная часть наследственных копигольдеров, которые должны иметь право голоса, и, возможно, довольно полно отражать мнения большинства людей»[89].
Время от времени он унимал накалявшиеся страсти, отдавая спорные вопросы на рассмотрение комитетов и (28 октября) поддержав идею о прерывании дебатов молитвой. «Возможно, Бог, — говорил он, — объединит нас и поведет всех одним путем»[90].
Однако этого не случилось. Наоборот, по мере продолжения дебатов разлад скорее увеличивался, чем ослаблялся. Когда 29 октября состоялось собрание комитета, которому было дано задание проанализировать обязательства армии, Кромвель и другие официальные лица «совершили большую ошибку в решении»[91], позволив представителям агитаторов отойти от повестки дня комитета для обсуждения первого пункта «Народного соглашения», относящегося к вопросу о праве голоса. Кроме того, на последующем собрании полного Совета армии 5 ноября (когда Кромвель, возможно, отсутствовал) радикальные представители приняли решение написать письмо в Палату Общин с отказом от обязательств армии продолжать переговоры с королем. Решение было опровергнуто через несколько дней, но к 8 ноября стало очевидно, что тактика Кромвеля в прояснении спорных вопросов провалилась, и он объявил, что дебаты Совета армии завершатся в недельный срок тремя отдельными встречами за пределами Лондона. Хотя сообщения об участии Кромвеля в продолжающихся дебатах были случайными, отрывочные записи говорят, что теперь он определенно выступал против расширения голосования (это приближается, как он считал, «очень сильно к анархии»)[92] и дал ясно понять, что остается верен монархическому соглашению. Широко известная история о руководящей роли Кромвеля в подавлении мятежа армии в одну из трех встреч в Вэре, в Гертфордшире, недавно была поставлена под сомнение несмотря на отчеты различных современных источников, которые считают иначе[93]. С уверенностью можно сказать, что он одобрял сделанное. Позже он говорил Эдмонду Ладлоу, что наказание мятежников в Вэре было «совершенно необходимо, чтобы сохранить все от впадения в беспорядок, который последовал бы из этого разногласия, если бы он не был вовремя предотвращен»[94]. Как и в других случаях, Кромвель без угрызений совести действовал безжалостно, когда единство армии находилось под угрозой.
