Император узнал эту новость, находясь в Петергофе. Жильяр присутствовал при разыгравшейся сцене: «Императрица расплакалась и великие княжны, увидев горе своей матери, тоже залились слезами». Слезы быстро высохли, потому что Царя, появившегося 2 августа на балконе Зимнего дворца, приветствовала толпа, в исступленном восторге певшая российский гимн. Тогда казалось, что эйфория начала войны обеспечит мощный подъем популярности династии Романовых. В Москве Царь и Царица попали в атмосферу патриотической экзальтации, так поразившей Жильяра: «Огромная толпа заполнила площади и улицы, люди взбирались на крыши лавок, гроздьями висели на деревьях, собирались у витрин магазинов, давились на балконах и чуть ли не выпадали из открытых окон, в то время как все колокола непрерывно звонили, тысячи людей пели величественный, прекрасный российский гимн, в котором выразилась вера целого народа:
Боже, Царя храни!
Сильный, Державный,
Царствуй на славу нам,
Царствуй на страх врагам
Царь Православный!
Боже, Царя храни!
Николай II как будто слышал биение сердца великой России и верил в то, что наконец объединился со своим народом. Миллионы людей по всей Европе тоже верили в скорую и легкую победу.
Николай II с сыном. Могилёв. 1915 г.
Алексей Николаевич на русско-германском фронте. 1915 г.
Швейцария, сохранявшая нейтралитет, тем не менее тоже провела мобилизацию. Ее армией командовал генерал Билль, не скрывавший своих симпатий к Вильгельму II и выражавший несогласие с политическим нейтралитетом страны и большинства ее населения, особенно франкошвейцарцев. Жильяр направился в дипломатическую миссию Швейцарии в Санкт-Петербурге, «чтобы получить приказ о немедленном отъезде. В тот вечер я провел в долгой беседе с Императрицей, которая не могла смириться с моим отъездом в Швейцарию». В газетах по ошибке сообщалось о нарушении швейцарского суверенитета Германией. Эта новость обеспокоила Жильяра. Путь через Дарданеллы, которые оставались последними морскими воротами, был закрыт. Отныне он не мог покинуть Россию. Император потребовал от министра иностранных дел Сергея Дмитриевича Сазонова договориться со швейцарским правительством таким образом, чтобы Жильяр смог остаться с Царской Семьей. Это была особая привилегия, предоставленная Пьеру Жильяру Берном 14 августа 1914 года.
Алексей Николаевич с отцом на русско-германском фронте. 1915 г.
Его судьба с того времени была неразрывно связана с Россией. Обстоятельства очень сблизили его с Императором, который теперь часто беседовал с ним и попросил сопровождать Алексея в Ставку Верховного главнокомандования русской армии, находившуюся в Могилёве. Жильяр с Алексеем проводили в Ставке неделю за неделей. Жильяр давал уроки, приглашал других преподавателей и следил за образованием Цесаревича. Вместе с Императором он ездил вдоль линии фронта от Балтики до Черного моря. Он фотографировал отца и сына в походе или во время инспекционных выездов. Русская армия испытывала первые неудачи. Сотни раненых привозили с фронтов. В газетах сообщалось о тяжелых поражениях, затем, наконец, об успешной операции русских войск в Галиции. Русские удерживали Варшаву, которую стремились захватить германские войска.
Потери в личном составе русской армии были неоправданно велики. Весной 1915 года, когда Германия перешла в наступление, войска нуждались буквально во всем. Практически во всех частях не хватало оружия, боеприпасов, провианта, медикаментов. Это было началом большого поражения. «25 июня он (Николай II) отправил в отставку своего военного министра генерала Сухомлинова, преступная халатность которого привела к ужасному положению в плане материального снабжения войск». Летом 1915 года количество убитых и раненых приблизилось к 2 миллионам человек. Солдат посылали в бой с одним ружьем на двоих, с одной обоймой, а иногда – в штыковую против пулеметов противника. Однако Россия выполнила свои обязательства перед союзниками, своими действиями сковав значительную часть немецких сил на Восточном фронте. Франция благодаря этому обстоятельству избежала столкновения со всей немецкой военной машиной, которое могло стать для нее роковым. В целом в России было мобилизовано почти 15 млн человек. Потери в войне составили 5,5 млн русских солдат (50 % из них – погибшими).
При каждом новом поражении искали виноватых. Под подозрение попали все немцы, проживавшие в России. Специальным указом от 31 августа 1914 года Царь провозгласил, что отныне Санкт-Петербург переименовывается в Петроград, поскольку прежнее название имело немецкую этимологию. В 1915 году сэр Брюс Локкарт сообщил о том, что он стал свидетелем жестоких антинемецких погромов. За три дня, начиная с 10 июня, при попустительстве властей все лавки российских подданных в Москве, носивших немецкие фамилии, были разграблены и сожжены. Громили всё, даже магазин музыкальных инструментов Бехштейна и Блютнера был разбит погромщиками.
Николай II рядом с оленем, добытым во время охоты в Спале. 1913 г.
Алексей Николаевич с отцом на русско-германском фронте. 1915 г.
Алексей Николаевич в Могилеве. 1916 г.
Толпа, вышедшая к Царскому поезду. Русско-германский фронт. 1915 г.
Алексей Николаевич с отцом на русско-германском фронте. 1915 г.
Императрица, немка по происхождению, стала объектом политических нападок и ненависти, ловко разжигаемой оппозицией во всех общественных слоях, включая аристократию. По рассказам Локкарта, самым популярным был в то время анекдот о Цесаревиче, плачущем в коридорах дворца. Какой-то генерал якобы спрашивал его, что случилось. Цесаревич отвечал, полуплача, полусмеясь: «Когда терпят поражения русские, папа кричит и сердится. Когда проигрывают немцы – мама начинает кричать». Неуспехи на фронте становились поводом для погромов. Сэр Брюс Локкарт сообщал также, что теперь, восклицая «Боже, Царя храни», патриоты добавляли «бей жидов».
В августе 1915 года Царь отстранил от должности великого князя Николая Николаевича и отправил его руководить военными действиями на Кавказе. Александра Федоровна осталась в Царском Селе с Распутиным, «она безоговорочно и во всем следовала его подсказкам», – писал Жильяр. Он добавлял также, что она «сильно сдала, с ней стали случаться припадки мистического экстаза, когда она переставала узнавать людей и предметы <…> Стремясь спасти своего мужа и детей, которых она любила больше всего на свете, Императрица фактически приближала их гибель».
