Это было так давно, что Пицунда представляла собой совершенно тихое деревенское захолустье, которое только еще начинали превращать в курортный центр и огораживать под будущие дачи ЦК. Отдыхающих, исключительно «диких», насчитывалoсь не более трех десятков. В знаменитой реликтовой роще сильно воняло, ибо туда запросто ходили с прилегающего пляжа как по малой, так и по большой нужде. Зато вода была так прозрачна, что уроненные кем-то часы были видны на глубине шесть метров; местный грузин-спасатель нырнул и достал их.
За фестивалем я следил по газетам. Из них явствовало, что и моего корреспондента на нем не было. Кажется, он тоже предпочел провести время на юге, в его случае — на Кубе, откуда его еще не выкурил Кастро. Это было действительно очень давно, при Пассионарии, до Фиделя.
Нижеследующая заметка появилась в стенгазете нашего курса (филфак МГУ; весна 1956 года, 3 курс). Опасаясь той или иной цензуры и пользуясь близостью к редколлегии, мы с приятелем изготовили ее дома, привезли в редакцию поздно вечером, перед самым вывешиванием, и наклеили на заранее выговоренное для нее место.
«ЦЕННАЯ НАХОДКАНесколько месяцев тому назад домашняя хозяйка гр-ка Ж. отправилась на Тишинский рынок за продуктами. Там ей, в частности, был отпущен стакан клюквы, причем колхозница, продававшая клюкву, ссыпала ее в бумажный кулек. Придя домой и развернув ягоды, гр-ка Ж. с удивлением обнаружила на запачканной красным соком бумаге стихотворные строчки, написанные почерком конца XVIII — начала XIX столетия. Она принесла находку на филологический ф-т МГУ. Оказалось, что это — стихотворение, упоминаемое в записках Д. Н. Свербеева и наделавшее, по его словам, много шума. В течение более полувека стихотворение считалось безвозвратно утерянным. Удалось восстановить и название сонета: «Лев в пустыне близ Мемфиса». К изучению памятника привлечены лучшие научные силы факультета. Составляется словарь языка памятника. Готовится фототипическое издание рукописи, получившей у исследователей название «Тишинского списка» («Вечерняя Москва», 30/II-56). Ниже мы публикуем текст стихотворения, сопровождая его небольшим глоссарием.
Лев в пустыне близ МемфисаСонет
Льва ль не узнать по царственному шагу,
Властителя египетских песков?
О люди, кто найдет в себе отвагу
Внимать его ожесточенный рев?
5
Голодный зверь оскалил ряд клыков;
Ловитвы ищет, с губ роняет влагу;
Узревши лань, он весь к прыжку готов;
Пройдет лишь миг — и схватит он беднягу.
Катится Феб в полночный океан,
10
А гордый лев, весельем обуян,
Кровавый пир вершит среди пустыни.
Диана, восходя за Фебом вслед,
Ущербный свой белесоватый свет
Бросает на мемфисские твердыни.
Объяснение трудных слов. Катится Феб и т. д. — так древние ошибочно объясняли наступление вечера. Мемфис — город в Египте, центр обувной и табачной промышленности; в описываемое время (глубокая древность) — столица Египта».
Не помню, были ли под этим наши подписи или это шло как материал От редакции. Заметка вызвала в коридорах филфака (на Моховой) некоторое оживление; с обычным для него загадочно-осведомленным видом говорил о ней и наш сокурсник, явно не догадывавшийся, что является ее героем.
Об уровне филологической культуры времен XX съезда говорит тот факт, что лишь на третий день стихи получили, наконец, адекватное прочтение. Заехав вечером на факультет, чтобы упиться читательской реакцией, я обнаружил перед газетой группу студентов. Среди них выделялся Станислав Рассадин, бывший на курс старше нас.
— Да это, ребята, акростих, вот что это такое.
— А что значит «акростих»? — любопытствовали собравшиеся, человек семь.
— А это, ребята, значит, что парню публично дали по морде, — отвечал Рассадин.
P. S. Следует, наверно, объяснить, с чего вдруг, по меткому слову будущего критика, парню было дано по морде. Прежде всего, конечно, из футуристического озорства. Но и как бы из высших соображений: именно его мы по некоторым признакам, но без доказательств, подозревали в стукачестве. Володя, прости, если можешь!
Летом 1959 года мне случилось присутствовать при передаче Ю. В. Кнорозовым новосибирскому кибернетику Устинову фотокопий текстов на языке майя. В дальнейшем последовала сенсационная «машинная расшифровка» этого языка Устиновым и его коллегами, недолгая шумная их слава, затем публичное разоблачение Кнорозовым и наконец забвение. Но тогда ни о чем этом нельзя было догадываться. Был медовый месяц кибернетики, и мой учитель, В. В. Иванов, осуществлял историческую стыковку великого филолога, уже прославившегося своими открытиями в области дешифровки письменности майя, с представителями грядущей электронной цивилизации…
В кабинете у В. В. были Кнорозов, Устинов и я, зашедший по другому делу и приглашенный остаться, чтобы стать свидетелем эпохального события.
Легким манием руки передвинув к Устинову толстую кипу фотографий с иероглифами майя, Кнорозов сказал:
— Собссьно говоря, сама по себе эта филькина грамота меня мало интересует. Меня интересует, что ли, общая теория дешифровки. Если угодно, я бы, тек скезеть, сказал пару слов…
— Конечно, конечно, Юрий Валентинович, это очень интересно, — поддержал В. В.
— Имеются, тек скезеть, знак и референт, что ли. Ну, тут возможны четыре случая, — он набросал излюбленную структуралистами табличку с плюсами и минусами. — Если знак известен и референт известен, то это случай обычной, тек скезеть, лингвистики. Если референт известен, а знак неизвестен, то здесь, тек скезеть, мы имеем дело со вссекого рода, что ли, разработкой терминологии и искусственными языками. Этт-как, не вызывает пока возражений?
— Нет, нет, очень интересно!..
— В таком случае я, с вашего разрешения, буду продолжать?
— Да, да, просим!..
— Тек вот, третий случай — этт когда знак известен, а референт неизвестен. Здесь я полагаю поместить дешифровку.
Определив место собственной дисциплины, он выдержал небольшую паузу. Слушатели затаили дыхание.
