Глава четырнадцатая
Шумит поле перед мастерскими. С винтовками проходят рабочие по улицам.
Это дружинники — так мы их теперь называем. В их рядах шагают новые друзья.
На низких поджарых лошадках появлялись они на окраинах Тифлиса. Мы всегда останавливались, любуясь ловкостью всадников. Джигиты! У них повязанные башлыками головы, они в бурках и высоких мягких сапогах.
Это пастухи и крестьяне пришли с гор сражаться рядом с рабочими. Отряды горцев собираются в Нахаловке и Дидубе.
Еще не слышно выстрелов, но однажды бабушка запирает меня и теток в комнатах.
— Хватит вам бегать, — говорит она, — не для детей там теперь дела.
Но нас нельзя удержать. Мы пытаемся украдкой выскочить на улицу, но в тишине, которая удивляла с утра, сухо и резко рвется выстрел. Еще один…
За ним несколько залпов. Мы бросаемся к окнам. По улице пробегают дружинники.
Стрельба не прекращается. Нам кажется, что выстрелы доносятся издалека.
Соседки, которые забегают к бабушке, приносят вести:
— На Дидубе и Нахаловку движутся войска, дружинники готовят защиту.
— Наши засели в большом доме. Большой дом — это трехэтажный дом близко от нас. Выстрелы не смолкают и ночью. Мы не спим, слушая, как гулко они отдаются в горах. Утром в Дидубе врываются войска. Казачьи лошади проносятся мимо окон.
— Они скачут в Нахаловку, там ищут оружие, — говорят во дворе.
Женщины напрасно пытаются выбежать на улицу. Она оцеплена казаками и жандармами.
Замахиваясь нагайками, казаки запрещают выходить из домов. И снова гремят выстрелы. Они кажутся сейчас оглушительными. Стреляют совсем близко. От кого-то мы узнаем, что большой дом окружили казаки. Дружинники отстреливаются, они не хотят сдаваться.
Бабушка оттаскивает нас от окна, но мы успеваем увидеть, как, громыхая, проезжает мимо пушка. Ее устанавливают против большого дома:
То, что наблюдала я из окон бабушкиного домика, эти новые стремительные и грозные события были продолжением борьбы русских рабочих и крестьян в первой революции.
Тайком вооружаясь, тифлисские рабочие вербовали в горах крестьян, живо откликнувшихся на призыв большевиков. Горцы рвались сразиться со своими угнетателями.
Отряды повстанцев пробирались к Тифлису — им должны были подготовить в городе удобные стратегические пункты. Но, трусливо противодействуя открытой борьбе, предатели меньшевики требовали оставить партизан в рабочих поселках — Дидубе и Нахаловке.
Большевики знали, что нельзя начинать наступление в застроенных хибарками рабочих районах, куда, конечно, в первую голову двинут власти войска. Надо перебросить боевые силы в город, в районы, частью заселенные рабочими, — в Куки, Авлабар, Пески, Ортачалы, в Татарскую часть, — открыть там боевые действия и, втянув в борьбу сочувствующее революции население, попытаться захватить важнейшие пункты города — вокзал, почту, банки. Таков был план большевиков, горячо одобренный горцами. В узких, гористых, подобных ущельям, уличках старой части Тифлиса они готовы были сражаться, как в родных горах, где каждый камень и куст служат прикрытием.
Повстанцы с гор ждали выступления, как часа долгожданной расплаты с царской властью. Они верили призывам большевиков и готовы были идти за ними. Немедля стремились они занять улицы города, уйти с плоских окраин Нахаловки и Дидубе, куда, как в западню, завлекали их меньшевики.
Но меньшевики вели расчетливо и неуклонно политику провокации и отступления, отвергая план большевиков, и добились того, что горцы начали покидать город.
А в лагере врага уже били тревогу. Власти разоружали менее надежные воинские части. Было приказано не выпускать солдат из казарм, никому не давать отпусков. Из гарнизона приходили известия, что власти готовят войска для разгрома Дидубе и Нахаловки.
Рабочие отряды встали на защиту поселков. Вооруженные револьверами и бомбами, дружинники заняли посты на улицах Дидубе и Нахаловки.
Домик Манкевича в Нахаловке, где жил отец, стоял за полотном железной дороги, рядом с казармами саперов — самой революционно настроенной части тифлисских войск. Несколько дней тому назад саперов разоружили. Но однажды ночью отцу и Казимиру сообщили, что получен приказ о выступлении на поселки.
В полной военной готовности должны выйти пехота, конница и артиллерия.
В эту ночь в поселках не спали. Из окон 'видели, как по дороге тяжело прошла конница. За ней прогрохотала артиллерия. Сзади двигался санитарный обоз. Уже рассветало, когда издалека донеслись редкие ружейные залпы. Казалось, стреляют в горах. Выстрелы не смолкали. Отец с Казимиром вышли из дому.
Навстречу из поселка шел отряд пехоты. Солдаты конвоировали двух арестованных.
Одного отец узнал сразу: это был армянин-духанших из Нахаловки «Ванечка».
«Ну и хорош трофей достался жандармам!»
Второй пленник, на голову которого было наброшено пальто, открыл окровавленное, в сгустках запекшейся крови, лицо и посмотрел на отца.
— Камо! — едва удержал восклицание отец.
Да, это был Камо. Жандармы схватили одного из храбрейших товарищей, одного из любимых юных учеников Сталина.
Всю ночь хозяйничали войска в поселках, отряды солдат врывались в дома, во дворах искали оружие. Но люди были предупреждены. Оружие спрятали.
Под натиском регулярных войск дружинники, не начиная открытых действий, отошли в глубь поселка и двинулись дальше к ущелью, надеясь пробраться в горы.
Но власти предвидели возможность отступления партизан. В горы, в обход, были высланы казаки-пластуны. Дружинники наткнулись на них по дороге к Соляному озеру, у Худатовского леса. Пластуны ползли наперерез, целясь из ружей. Западня! Оставалось только открыть огонь и попытаться прорваться через живую цепь.
…Когда после ухода войск революционный штаб собрался в своем помещении, туда, еле переводя дыхание, вбежал лесник из Худатовского леса.
— Скорей! — крикнул он с порога. — Там, в лесу, убитые. Один жив…
И он повернулся, чтобы бежать обратно. Отец с товарищами бросились за ним. По дороге лесник рассказывал, что изрешеченные пулями и проколотые штыками трупы дружинников лежат в кустах по склону, горы. Один из раненых приполз к сторожке лесника. Теряя сознание, он просил об одном — передать друзьям, что товарищи погибли не как трусы, не сдались, не просили пощады, дрались, пробивая путь вперед.
Раненого подобрали, перевязали. На нем было двенадцать штыковых ран, но он был еще жив. Его удалось спасти…
Убитых перенесли в один из домов поселка. Люди шли прощаться с героями.
