Юрий Софиев - Синий дым

Был я смелым, честным и гордым.
В страшные дни и деянья рос.
Не один мы разрушили город,
Поезда сбрасывали под откос.

Надрывались голосом хриплым.
Нависали телом к штыкам.
И всё-таки не прилипла
Горячая кровь к рукам.

В этой жизни падшей и тленной
Разучились мы плакать навзрыд.
И всё-таки — неизменно —
Я сберёг и восторг, и стыд.

И я не иду за веком,
Возлюбившим слепоту.
Вопреки всему — к человеку
Путь через жалость и теплоту.

О, сколько раз за утлою кормой
Вскипали волны, ветры рвали флаги.
Звучали рельсы музыкой стальной,
Звучало сердце верой и отвагой.

Сквозь кровь, сквозь годы, страны и усталость
Чередовались радость и беда.
Покоя сердце никогда не знало,
Покоя не искало никогда.

И я любил и ненавидел много.
И я дышал отвагой и борьбой.
Прекрасный мир ложился предо мной
Неровною и трудною дорогой.

И как нетерпеливо я искал
По-братски мне протянутую руку.
Но руки те, которые я жал,
Сулили только вечную разлуку.

Синяя прорезь окна.
Монастырь святого Франциска.
Смотрит на нас с полотна
Средневековый епископ.

А за стеною — простор,
Камни и белые башни,
Море и линия гор,
Рокот прибоя всегдашний.

Эдакую тишину
Дал же Господь в утешенье!
К башенному окну —
С синею, свежею тенью —
Чтобы следить без слов
Перистых облаков
Медленное движенье.

От удушья крови и восстания
Уходили в синеву морей.
Жили трудным хлебом подаяния,
Нищенствуя у чужих дверей.

Столько встреч и счастья расставания!
Было в этой жизни, наконец.
Столько нестерпимого сияния
Человеческих больших сердец.

Падая от бедствий и усталости,
Никогда не отрекайся ты
От последней к человеку жалости
И от простодушной теплоты.

Вопреки всему…

Холодный ветер из Бретани
Нагнал сегодня столько туч,
Что не прорвётся, не проглянет
Сквозь эту толщу тёплый луч.

Сквозь сеть дождя, туман и холод
Смотрю на призрачный Париж.
Как я любил, когда был молод,
Пейзаж неповторимых крыш.

Туман, синеющий над Сеной,
Шуршащий гравий под ногой.
Единственный во всей вселенной
Вокруг Сената сад большой.

Здесь наша молодость шумела
В жару мечтаний и надежд,
В толпе таких же неумелых
Самонадеянных невежд.

Она нас тешила борьбою,
С благополучьем не в ладах,
Нам наша молодость покоя
Не обещала никогда.

Ты скажешь: разве не напрасны
Все пережитые года?
Война безжалостно и властно
Их зачеркнула навсегда.

Нет! Вот опять в борьбе суровой
Мы можем, как бы им в ответ,
Средь лютых бурь и лютых бед
Перекликнуться верным словом.

Ушло у нас жизни не мало
По чужим дворам на постой.
Может быть, время настало
Спешить на работу домой.

Странники — по охоте,
Странники — по неволе.
В трудной учили заботе
Нас трудовые мозоли.

С прошлым расстались навеки
У больших европейских дорог.
Повесть о человеке,
Что дважды родиться смог.

Только мы всюду чужие,
Везде и всегда в разлуке.
И как ответит Россия
На распростёртые руки?

Ещё стояли римские орлы,
На рубежах рубились легионы.
Медлительные галльские волы
Соху влачили по равнине сонной.
Ещё, казалось, нерушим вовек
В сознанье человека «пакс романо»,
Хотя ползли тревожные туманы
За синею чертой могучих рек.
Вот за Дунаем в сизой синеве
Для жаркой битвы или для охоты
Уже в прибрежной рыскали траве,
Таясь — славяне, гунны, скифы, готы?..
За синим Рейном по ночам дымились
В дубовых чащах жаркие костры —
И варварам весёлым жадно снились
Богатые античные дворы.
А некий римлянин, свидетель века,
Философ, может быть, или поэт,
Склонившись над судьбою человека,
Не находил грядущему ответ.
Усталостью и скукою томим,
Он с отвращением смотрел на город,
Ещё не зная, что Алларих скоро
Сожжёт и разорит бессмертный Рим!
Хоть чувствовал, что римские солдаты
Уж не спасут от гибельной судьбы…

И в то же время варвар волосатый
Уже рубил германские дубы!
Он выстроит большие города,
Он вознесёт высокие соборы —
Но на путях боренья и труда
Желанный день ещё придёт не скоро.
Ещё шумит рекой широкой кровь,
И норов, необузданный и дикий,
В огне, в крови, в бореньях, вновь и вновь
Покажет миру облик свой двуликий…

Под взором современника пытливым
Не так ли в буре и трудах возник
Эпохи нашей противоречивой
Мучительный и вдохновенный лик.