Те, кто впрягался в сани, теперь отправились помогать рубщикам. Лесу навалили много, но вряд ли кто думал, как его вывезти, так и бросили догнивать.
Снег таял быстро, побежали ручьи. Я со своими рабочими больше не переправлялся через реку. Лед посинел, поверх льда стояли лужи. Отложили работы по роликовому лотку до спада воды.
Через неделю вскрылась река, сперва узкая Мзас-су, затем ледоход пошел по Мрас-су. Впервые я видел это грандиозное зрелище — льдины плыли и плыли неостановимо, сталкивались, налезали одна на другую.
На участке начали готовиться к сплаву. Под крутыми левыми берегами обеих рек располагались биржи — штабеля леса соснового, елового, пихтового, в каждом штабеле были бревна определенной длины и диаметра: самый толстый, но короткий — пиловочник для распилки на доски, шестиметровые бревна — это лес строевой, а крепеж и вовсе тонкий шел на крепление в шахты, отдельно на будущие шпалы, отдельно отбирали толстые кедровые махины. Штабели очищали от снега, проверяли колья-упоры. Если их сбить, бревна сразу покатятся в реку.
Ждали — пройдет лед, вода начнет подниматься, потом спадать. И тут не пропустить момента: еще по высокой воде — айда, сразу сбрасывай бревна! Выходили на берег, смотрели… До чего красива была Мрас-су в половодье, горы, покрытые лесом, высились на правом берегу и вода сверкала на солнце…
Да, ледоход — это грандиозно! А молевой сплав — это спектакль и вовсе потрясающий. Было мобилизовано все население Мзасского лесоучастка, кроме вовсе дряхлых старух, беременных женщин и детей моложе двенадцати лет. Оставались кухарки в столовой и конюхи, которые кормили лошадей осиновыми ветками.
Из начальства и людей умственного труда сформировали две бригады. Одна бригада сосланных — бухгалтер, счетовод, фельдшер, кассир, учительница Наташа Полтавец, продавец, еще кто-то. А другая бригада во главе с Лебедевым — комендант ГПУ, парторг, комсорг, профорг, директор школы, те десятники, которые не командовали непосредственно, жены нашего начальства; попал в эту бригаду и я. Со стежками, баграми, топорами еще на рассвете отправились мы на берег Мзас-су, она теперь вовсе не была узкой, а бурлила и пенилась по кустам.
И начали. Сбили упоры ближайшего штабеля. Со звоном покатились бревна. Теперь наше дело было не зевать. Баграми и стежками мы оттаскивали и отпихивали застревавшие в кустах и на мелях бревна, направляли их в самые струи, забредали в воду по колено и выше. Вдрызг промокшие, мы старались, не переводя дыхания, без перекуров.
И все бригады спецпереселенцев, их жены и старики старались столь же самоотверженно и без устали. И ручаюсь — не из-за обещанной хлебной добавки усердствовали. Все понимали: в здешних реках вода сходит, на убыль быстро. Надо успеть как можно скорее сбросить в полноводную реку все заготовленные за зиму и вывезенные к берегу кубометры леса, сбросить до последнего бревна.
Улучив свободную минуту, я глянул вдоль реки. И везде, до пригорка на повороте, было видно, как толпы людей, и вольных и бывших кулаков, старались вовсю.
В нашей бригаде командовал Лебедев. Он первый лез в воду, голос его гремел:
— Давай вон ту! Зацепляй вот эту!
— Давайте эту тетеньку! — закричал и я, показывая на особенно толстое бревно.
Все загрохотали в дружном хохоте, даже грозный Лебедев покатился со смеху.
— Ай да Сережа! Вот отмочил! — крикнул профорг Кузьмин, юркий, маленький, поспевавший со своим багром и к этому бревну, и к другому, и к третьему.
Солнце клонилось к закату, когда весь лес был сброшен в воду и поплыл. Впервые за день мы смогли закурить. Толпы отправились на участок, шли, весело переговариваясь, обмениваясь впечатлениями. Всех ждал сытный обед из конины с крутым просяным приварком. А нашу бригаду — начальство — еще ждал пойманный накануне жареный таймень и по сто граммов чистого спирта.
Пиршество было организовано в комнате для приезжих. Скамей не хватило, притащили от коменданта. Разговаривали громко, оживленно, почему-то всем понравилось мое восклицание «тетенька», глядели на меня, хлопали по плечу, хохотали. Кстати, это был первый случай в Горной Шории, когда мне удалось выпить.
Должен сказать, что тогда, во время первой пятилетки, люди выпивали редко, и то при особо чрезвычайных обстоятельствах. Подобный факт ныне кажется весьма удивительным.
Утром я вышел из дома, да так и застыл пораженный. Вся поверхность широкой Мрас-су была сплошь покрыта плывущими бревнами. Как совсем недавно льдины, так теперь лесины потолще и потоньше плыли и плыли, с шелестом сталкиваясь, уступая друг другу. С утра шел лес Шодровского участка, со второй половины дня — лес дальнего, недавно основанного Запорожского леспромхоза.
Ниже Балбыни Мрас-су впадала в Томь. Я знал: и по самой Томи, и по ее правым притокам Тутуя-су и Усе, по ее левому притоку Кондобе, впадавшей возле самого Кузнецка, накануне начался молевой сплав. И сотни вольнонаемных, и десятки тысяч спецпереселенцев с превеликим усердием сбрасывали бревна в воду и баграми направляли их вниз по течению.
И еще я знал, что под самым Кузнецком на якорях вкось по течению реки прикрепленные одним концом к берегу протянуты длинные (100 м) отражатели, состоявшие из связанных стальными тросами в три-четыре звена бревен. Плывущие лесины будут наискось наталкиваться на отражатели. А на них день и ночь дежурят люди, баграми отталкивают бревна, не пускают их в главное русло Томи, а направляют в протоку слева от острова. Там, в тихой запани, также наискось идет связанная крепчайшими тросами бревенчатая наплывная плотина, она остановит весь плывущий лес — сотни тысяч кубометров. Тот лес ждут работники Сад-города, шахт, домен — всей великой стройки социализма…
Прошло несколько дней. И поползли слухи. Люди перешептывались, передавали ужасную весть. Я сперва не верил, потом Мешалкин подтвердил. Те стальные, рассчитанные на небывалой силы напор тросы не выдержали — лопнули. Плотину словно смахнуло, и весь лес поплыл вниз по Томи, по Оби в Северный Ледовитый океан. Многие и многие, и я в том числе, переживали гибель своих трудов как огромное личное горе, переживали и вольнонаемные, и спецпереселенцы.
Сколько же лесу уплыло? Если считать по сводкам — потрясающе много. Но ведь и туфты набежало уйма. То туфту старались скрывать, теперь, наоборот, утешались: цифры потерь сильно преувеличены.
Властелин Эйхе поручил ГПУ расследовать, кто виновники аварии, кто вредители. Объяснения, что виновато неожиданное и высокое половодье, во внимание не принимались. Началось следствие, кого-то в Новосибирске, в Кузнецке посадили, но до Мзасского участка следователи не добрались. У нас шептались: пока не добрались.
