Учитывая также, что членом Экспертно-аналитического совета является и С. Ковалев, становится ясно, члены указанного Совета подобраны таким образом, когда истина рождается не путем споров, а путем политического поддакивания и подпевания друг другу.
Небезынтересно также отметить, что кроме О. Лобова и С. Филатова все остальные выступавшие ничего практически не говорили о нарушении прав человека вооруженными отрядами Дудаева, о криминализации республики, торговле оружием, наркобизнесе, процветающих в Чечне, а также о том, что Чечня — неотъемлемая часть территории РФ…
…во-первых, необходима оперативная замена как отдельных членов Президентского Совета, так и Экспертно-аналитического совета, скомпрометировавших себя легковесными политическими высказываниями…»
На фоне войны в Чечне Коржаков продолжает бороться за влияние, за власть. Как же на это реагирует Ельцин?
«Ельцин скромно встретил Новый год. С 1 по 3 января он предпочитал оставаться один, не допускал к себе даже Коржакова и Барсукова, переживал по поводу трагедии в Грозном. Президент распорядился, чтобы в эти дни к нему поступали только доклады Батурина по ситуации в Чечне, больше ничего велел ему не присылать…» — пишут в своей книге помощники Ельцина.
Можно ли верить помощникам? Неужели Ельцин в эти дни отказался читать доклады военной разведки или контрразведки? Вряд ли. Но перемену в его настроении помощники зафиксировали четко.
4 января Ельцин провел в Кремле совещание по Чечне. Он задал своим советникам много вопросов.
Каковы были цель и замысел операции в Грозном? Вошли в город — что дальше? Задача армии? Задача внутренних войск?
Почему операции в городе проводились без поддержки внутренних войск МВД?
Почему в городе ведут бои необстрелянные молодые бойцы? Проводилась ли их подготовка для боя в городе?
Что послужило основанием для использования в городе танков и бронетехники?
Почему не перекрыты юг и другие пути подхода боевиков в Грозный?
Когда (по срокам) могут быть взяты ключевые объекты города? Возможно ли это вообще?
Какие реальные потери: наши, боевиков, гражданского населения?
…Почему горят нефтепромыслы?
Где все же Дудаев — в бункере или ушел? Если ушел, почему не арестован?
Как планировалась операция в Грозном?
Это была жесткая, тяжелая критика. Но неудача его не останавливает. Армия, в неразберихе и сумятице, ввалилась в операцию. Но она должна извлекать уроки даже из этого страшного опыта.
Начиная именно с этого момента он оказывается как бы зажатым в тисках двух кардинально противоположных вариантов действий. Первый: произвести ряд отставок среди руководства армии и гражданских ведомств, заморозить боевые действия, прекратить войну, дистанцироваться от своего же решения. Второй вариант: объявить в стране чрезвычайное положение, ограничить свободу слова, по сути дела передать часть своих полномочий генералитету, руководителям силовых ведомств. И первый, и второй путь вполне логичны. Оба варианта предполагают практически готовый набор действий: а, б, в…
Что же делает Ельцин в январе 1995 года? Ни первое и ни второе.
Ельцин тратит весь свой политический ресурс, тающий на глазах, на поддержку военных. Но не ограждает их от критики.
Не раз и не два, выступая по телевидению, он будет акцентировать этот момент, подчеркивая какими-то деталями, что это он взял на себя всю тяжесть решения, что это он отвечает за последствия войны в Чечне. Вот, например, текст его телеобращения, одного из самых первых в длинном ряду подобных заявлений:
«Сейчас нередко звучит вопрос: имело ли государство право на силовые действия в Чечне? Это, поверьте, один из самых сложных вопросов. Россияне долго и справедливо упрекали нас в нерешительности, в отсутствии политической воли… Крайне сложная ситуация требовала принять тяжелейшее решение…»
С другой стороны, он с самого начала понимает: война — это лишь этап, через который нужно пройти, чтобы дальше снова возникла мирная жизнь.
Грозный разрушен? Будем восстанавливать. Идет война? Все равно будем проводить референдум, выборы.
Ельцина критикуют за то, что Российская армия не обладает «высокоточным» технологичным оружием нового поколения, что ракетно-бомбовые удары наносят огромный ущерб, приводят к жертвам среди мирного населения. И вопреки всей логике военных действий он неоднократно объявляет о том, что ракетно-бомбовые удары, применение авиации с такого-то числа (с 1 января, например) «будут прекращены».
Но воевать с чеченской армией без самолетов просто невозможно.
Однако логика немедленного отвода войск (хотя бы до Терека), на которой настаивают демократы, правозащитники, международные организации, президента тоже не устраивает. Поскольку это логика поражения. Потеряв столько убитыми в маленькой Чечне, Российская армия просто не может отступить. Эта простая на первый взгляд теорема по сути дела не имеет решения. Поражение Российской армии в Чечне — в начале 1995 года — сулит России не меньшую, а большую политическую катастрофу, чем самые тяжелые человеческие жертвы, кровопролитные сражения, которые разворачиваются в перспективе этого года.
Генералы опасались воевать в начале войны. Но коль уж они начали, выгонять их оттуда — опаснее во сто крат.
Иными словами, могли Ельцин тогда, в начале 1995 года, признать неготовность армии к войне, вывести войска, блокировать мятежную республику, утвердив де-факто ее самопровозглашенный статус? И тем самым остановить многочисленные дальнейшие жертвы?
Думаю, нет. Ситуация весны 1995 года намного более опасна, чем лета 1994-го.
Генералы не раз и не два затем будут упрекать Ельцина в «предательстве», мол, он отнял у них победу в 1995-м, внезапно останавливая боевые действия, запрещая наносить ракетно-бомбовые удары с воздуха. Тактика «ни войны, ни мира», мол, лишь затягивала боевые действия, приводила к новым жертвам. Он пытается примирить в себе две эти логики — попытку уменьшить потери среди мирного населения, среди российских солдат и жесткую логику реальных боев.
Постепенно и у российских военных возникает понимание, с кем же они воюют в Чечне, с каким опасным врагом столкнулись. «Дикая армия» Дудаева, которая должна была разбежаться при виде грозной российской техники, самолетов и танков, на самом деле оказалась хорошо подготовленной, обученной, получающей серьезную помощь извне. Российские телезрители поначалу просто не могут понять, о каких «арабах» идет речь, когда тела последних находят среди убитых боевиков. Российская армия воюет с исламским фундаментализмом, который все сильнее закручивает этот столь выгодный ему механизм войны: финансовыми потоками, оружием, разведкой и «военными советниками», пропагандой. Это было первое пришествие той «войны цивилизаций», о которой столько напишут в последующие годы и которая жестоко даст о себе знать в Афганистане, Нью-Йорке, Лондоне, Мадриде.
