Сотни и тысячи карикатур выходят из-под карандашей художников-сатириков, появляются на страницах журналов, приносят одним удовольствие, а другим — совсем наоборот, являются неотъемлемым элементом культуры и политической жизни.
…Если бы какой-нибудь искусствовед, вернее — карикатуровед, пожелал написать диссертацию об отношении к карикатуре «сильных мира сего» — царей, королей, диктаторов, то я бы мог помочь ему несколькими историческими фактами. Об отношении к карикатуре Наполеона I и короля Луи Филиппа я уже писал — они явно не проявили чувства юмора. Больше юмора проявил царь Николай II. Он очень спокойно и снисходительно отнесся к тому, что одно время карикатуристы изображали его в виде еловой шишки.
Ленин относился к карикатуре весьма одобрительно, по своему характеру усматривая в ней прежде всего политическую сущность. Он искренно хохотал, рассматривая еще в эмиграции, рисунки Петра Лепешинского на темы внутрипартийной борьбы. Такой, например, как известный «Как мыши кота хоронили», где сам Ленин изображен в виде кота, а Мартов, Троцкий, Плеханов и другие меньшевики в виде сначала ликующих, а потом в панике разбегающихся мышей.
К карикатурам на самого себя Ленин относился абсолютно безразлично и даже благодушно. А их было достаточно много перед Октябрьским переворотом, особенно изощрялся журнал «Бич», где работал карикатурист Виктор Дени, впоследствии постоянный художник «Правды», один из корифеев советской сатиры. И был такой любопытный эпизод. Уже в начале 20-х годов злую карикатуру на Ленина из «Бича» перепечатал выходивший в Москве сатирический журнал «Красный перец» с такой «загадкой» для читателя: «Кто нарисовал? Когда нарисовал? Кого нарисовал?» Перепуганный Дени всполошился и прибежал искать защиты у Марии Ильиничны, сестры Ленина. Как она потом рассказывала в редакции, когда она показала номер «Красного перца» Владимиру Ильичу и начала говорить о том, как хорошо работает Дени в «Правде», Ленин только махнул рукой и сказал:
— Боже, какими пустяками занимаются люди! Передай, пожалуйста, от моего имени в «Красный перец», чтобы оставили этого Дени в покое.
Что касается Сталина, то, хотя карикатуры он любил и внимательно их рассматривал, но по отношению к себе никаких шуточек не допускал. Я уже рассказывал, как в 1925 году нарисовал на него дружеский шарж, который вернулся ко мне с краткой резолюцией: «Не печатать!»
В начале 30-х годов, когда Гитлер еще только пробивался к власти, он собрал и издал целый альбом карикатур на самого себя, демонстрируя этим, с одной стороны, что он выше того, чтобы на них обижаться, а с другой стороны — что на Западе обилие карикатур на какого-нибудь политического деятеля есть показатель его популярности. Однако когда он стал могущественным диктатором, карикатуры на себя, особенно советские, ему перестали нравиться. Поэтому с началом войны против СССР мои коллеги Кукрыниксы и я были внесены, как я уже упоминал, в известный «черный» список гестапо — «Найти и повесить!»
Карикатур на Хрущева было мало. Две из них нарисованы мною и, судя по тому, что обе напечатаны на первой странице «Правды», они пришлись Никите Сергеевичу по вкусу. Это и неудивительно, поскольку они были по сути не карикатуры, а, должен признаться, весьма слащавые и лестные, чтобы не сказать льстивые, дружеские шаржи. Один изображал Хрущева в виде известной статуи Вучетича «Перекуем мечи на орала», а другой — под названием «По-шахтерски» — в виде молодцеватого горняка, разрушающего своим отбойным молотком фигуру «Холодной войны». Не удивительно, что столь приятные сверхдружеские шаржи очень нравились Никите Сергеевичу. Но вряд ли его обрадовали бы такие грубые и оскорбительные карикатуры, какие во множестве печатались в свое время на отстраненных от власти, не без участия Хрущева, главарей оппозиции — Троцкого, Бухарина, Каменева и других.
Карикатур на Брежнева я не помню, но отношение его к этому искусству было вполне благожелательным, о чем говорит такое далеко не обыденное событие, как посещение им выставки «Сатира в борьбе за мир» в окружении членов Политбюро. Эта выставка была развернута в залах Академии художеств.
Прежде чем стать кумиром и объектом достаточно подхалимажного «культа личности», Леонид Ильич Брежнев состоял значительное время малозаметной и второстепенной фигурой в тени громогласного, непреодолимо-волевого, вездесущего и всеведущего, безудержно сокрушающего все, что ему приходилось не по вкусу, Никиты Хрущева. На его фоне Брежнев привлекал симпатии своей относительной молодостью, скромностью и приветливостью. Забавно отличали его и необыкновенной величины брови.
Мне лично он очень понравился, когда в качестве председателя Верховного Совета СССР, вручая мне орден Трудового Красного Знамени и любезно улыбаясь, приветливо сказал:
— Ну, вы их, империалистов зловредных, покрепче, покрепче!
Извещенное о предстоящем визите генсека, руководство Академии разработало сценарий приема и было решено, что сопровождать Брежнева по залам и давать необходимые пояснения должен я, как председатель Оргкомитета выставки и к тому же старейший по возрасту. Ситуация несколько усложнялась тем, что в эти дни я должен был отправиться в Будапешт в связи с каким-то ответственным советско-венгерским культурным мероприятием. Отменить поездку в Венгрию представлялось нежелательным, и мы рассчитали, что, если я уеду из Будапешта на день раньше, то успею к посещению высоких гостей. Однако, как известно, человек только предполагает, а располагают наравне с Богом, железнодорожные и воздушные расписания. Короче говоря, совершенно взмыленный, я примчался в Академию буквально за двадцать минут до приезда генсека.
Знатных гостей встречал весь президиум Академии во главе с президентом Н. В. Томским. Брежнев сразу попал в мощные объятия художника Дмитрия Налбандяна, незадолго до того удостоенного звания Героя Социалистического Труда. Отдышавшись от его жарких поцелуев, Леонид Ильич спросил:
— А вы кто?
— Я — Налбандян.
— А, — сказал Брежнев, — так вот он какой, Налбандян.
И хотел пройти дальше, но Налбандян преградил ему путь:
— Леонид Ильич! Мы хотим просить вас, чтобы Академии передали здание Провиантских складов, которые возле Крымского моста. Они нам очень пригодятся для архивов и художественных мастерских.
— Но там, любезный Налбандян, находятся многолетние архивы военного ведомства. Вот можете спросить у министра обороны Устинова, согласен ли он отдать вам эти склады?
— Леонид Ильич! — приставал Налбандян. — Мы, художники, считаем…
