Ресницы у Нани получились шикарные. Сначала на сцене появились ресницы, а потом и сама Нани. «Тбилисо» она обычно пела второй песней, а вначале она пела песню «Московские окна».
Задник сцены был оформлен в светящиеся московские окна, а сама Нани стояла на темной сцене. Лишь яркий электрический «пистолет» освещал ее лицо.
Я каждый раз, стоя в кулисе, слушала Нани, тем более что после нее шел мой выход на сцену.
Вдруг вижу, Нани начала часто моргать, затем по ее лицу покатились черные слезы.
Яркий свет «пистолета», наведенного на Нанино лицо, растопил мыло и склеил ресницы так, что она с трудом, на ощупь, добралась до кулисы. «Тбилисо» она так и не спела…
После концерта Нани всегда заходила ко мне в номер. Мы с ней болтали, пили сгущенный кофе, разведенный водой из-под крана, заедая его французским батоном и… баловались сигаретами. Нам настолько нравился запах этих сигарет, что мы с ней купили вскладчину пачку сигарет и дымили, не затягиваясь.
Однажды зашла Люся Зыкина «потрепаться» к нам, мол, скучно ей одной в номере. Но когда она увидела задымленный мой номер, она тут же ушла.
Через пару дней Люся пришла снова. Ее голова и лицо, кроме глаз, было обмотано белым махровым полотенцем: «Курите, черт с вами! Я посижу, потерплю». Так мы стали проводить время после концерта втроем.
Спустя три месяца Бруно Кокатрикс повез мюзик-холл на гастроли по всей Франции, Швейцарии и Бельгии.
Заканчивались эти длительные гастроли в Брюсселе. До отлета в Москву оставалось два дня. Денег у нас не было.
Мы с Нани оставили по два франка на двоих в день на пакет картофеля фри, который продавался на улице, на каждом углу. Это был наш обед и ужин.
От нечего делать мы заходили с Нани в шляпные отделы больших универмагов и развлекались тем, что мерили всякие смешные шляпки, умирая при этом со смеху.
Жили мы с ней в одном номере. Окно гостиницы выходило во двор, напоминающий колодец.
Наступил последний день пребывания в Брюсселе. На обед у нас оставалось по одному франку.
Проснулись мы утром от звука скрипки. Открыв окно, мы увидели мальчика лет 8-10, игравшего на скрипке. Не раздумывая, мы бросили мальчишке наши последние два франка. В этот день мы остались с ней без обеда.
После зарубежных гастролей у мюзик-холла были выступления в Одессе, в знаменитом театре оперы и балета.
Был конец июля. В Одессе стояла чудовищная жара.
Нани пела в своем любимом новом платье. Я, как всегда, слушала ее, стоя в кулисе. Нане преподнесли большой букет алых роз. Она была восхитительно красива в своем черном парижском платье, прижимая к себе букет алых роз!
Нани понимала это и не торопилась покинуть сцену. Продолжая кланяться, она медленно отходила спиной к кулисе, лицом к зрителю. И вдруг прямо у меня на глазах, не дойдя до кулисы, Нани исчезает. Прямо как у Кио в цирке! Ни Нани, ни роз! Ужас!
Дали занавес. На авансцену вышла Людмила Зыкина с гармонистами. Под сценой слышались какие-то голоса, мужской и женский. Женский голос оказался голосом Нани. Как выяснилось, на сцене был приоткрыт осветительный люк, откуда слушал ее выступление большой поклонник ее таланта — театральный электрик.
Нани наступила ему на голову острыми шпильками парижских туфель и вместе с электриком скрылась мгновенно в люке.
Такой трюк, какой сделал электрик, мог исполнить только «нижний» акробат в цирке. Электрик «принял» Нани на голову и бережно опустил ее на пол люка. Нани не пострадала, но лысина электрика получила травму от Наниных шпилек.
На следующий день после выступления Нани электрик по пояс высунулся из люка, уже в меховой шапке-ушанке, и это в жару под 40°, и, жестикулируя рукой, словно палочкой ГАИ, довольно громко командовал Нане: «Обходи! Обходи!»
…Наша дружба с Нани продолжалась многие годы. Я очень ее любила. Мне не раз приходилось бывать в Тбилиси и в доме Нани. Я хорошо знала ее радушных, гостеприимных родителей и с восторгом слушала их пение.
…Жизнь разлучила нас с Нани. Последний раз мы с ней встретились 20 лет спустя на телепередаче «Старая квартира».
После того как я перешла на работу в Московский мюзик-холл, наши отношения с Борисом начали ухудшаться. Мы все еще были мужем и женой, но, работая в разных коллективах, редко виделись.
Борис, с одной стороны, радовался моему творческому росту, а с другой — неистово ревновал меня. Он вообще был довольно вспыльчивым, а теперь его незаслуженные упреки выливались через край!
— Я не могу так жить! Ты общаешься с другими актерами! Я не вижу и не знаю, что ты делаешь вечерами после концерта!
Подобные сцены всякий раз приводили нас к ссоре.
Наше последнее совместное с ним выступление состоялось перед моим окончательным переходом в мюзик-холл в Днепропетровске. Нам предстояло выступление на открытой эстраде Зеленого театра. Перед началом спектакля пошел проливной дождь. Наше выступление отменили. Вечер был свободный. Небольшая группа артистов из нашего коллектива толпилась в фойе гостиницы, собираясь пойти в цирк, на представление знаменитого иллюзиониста Эмиля Теодоровича Кио.
Я никогда не видела выступление этого волшебника и присоединилась к группе артистов.
Борис пойти отказался.
Свободных мест в цирке не было и нам любезно поставили стулья в центральном проходе.
Когда в манеже появился элегантный, вальяжный Кио и чуть хрипловатым голосом произнес: «Позвольте мне представить вам моих сыновей», и на пустом месте манежа из-за ширмы появились два красивых молодых человека в черных смокингах — я чуть со стула не упала…
После представления, по заведенной актерской традиции, мы зашли за кулисы поблагодарить Эмиля Теодоровича Кио за его сказочное представление.
В жизни он оказался простым, веселым человеком и пригласил нас, пятерых, на ужин к себе в номер «люкс». Помощница семьи Кио, Маруся, милая, простая, деревенская женщина, была «профессором» кулинарии и на электроплитке приготовила такие яства, которых мы прежде не едали. Могла ли я предположить тогда, что с этой милой, удивительной женщиной жизнь сведет меня почти на 40 лет!
…После ужина начали расходиться. Было 3 часа ночи. Меня и еще четверых наших актеров сыновья Кио попросили продолжить вечер и предложили перейти в их номер.
— Я не могу! Меня муж ждет! — сопротивлялась я.
— Ваш муж давно уже спит! А с вами не случится ничего плохого! — отпарировал мне младший сын Игорь.
Мы проболтали еще до 6 утра. Тогда же я узнала, что значат эти три загадочные буквы — Кио.
