Борис Ресков - Усман Юсупов

Назира — сестра Усмана Юсупова — стала партийным работником. В апреле 1929 года, окончив в Ташкенте партийные курсы, она возвратилась в Каунчи и была назначена заведующей женским отделом райкома партии. Очень похожая на брата, с полными щеками, придававшими ее чернобровому лицу доброе выражение, взялась за дело не только трудное, но и опасное.

Должность заведующей женотделом в 1929 году не давала вспомнить о себе. Так и случилось с Назирой Юсуповой, возглавившей по партийному долгу раскрепощение своих подруг в районе, испокон веку кишевшем самыми ярыми ревнителями ислама. И тут следует напомнить о положении женщины на Востоке, столь отличном не только от европейского, где не отзвучало эхо средневекового рыцарского преклонения, но и от российского, где совсем недавно скручивала в бараний рог дюжих волжских мужиков горьковская Васса Железнова, а до того царствовали гласно Екатерины и Елизаветы, а кузнец Вакула, исполняя каприз очаровательной Параси, мчался верхом на черте в стольный град Питер за царскими черевичками. Был, разумеется, рядом и домострой, и кулаки пьяного Ивана, но при всем этом жизнь русской женщины, нередко правившей и домом и мужем, узбечке показалась бы сказочно достойной человеческого звания.

Жизнь, а точнее, существование узбекских женщин, положение их в обществе было основано на непререкаемых догмах Корана. Вот одна из них, весьма красноречивая в своей недвусмысленности. В главе 4-й — «Жены», в стихе 38-м читаем: «Мужья стоят выше жен, потому что бог дал первым преимущество над вторыми и потому что они из своих имуществ делают траты на них… Тех, которые опасны по своему упрямству, вразумляйте, отлучайте их от своего ложа, делайте им побои».

Такова даже несколько сдержанно звучащая теория. На практике рекомендация «вразумляйте и делайте побои» осуществлялась так: в 1842 году по приказу кокандского хана была зарезана вместе с шестью ее детьми поэтесса Надира. Ее предупреждали, чтоб не сочиняла песен, но она была, выражаясь языком того же Корана, упряма.

На конных базарах глашатаи сообщали во всеуслышание, впрочем, не без уныния: «Правоверные! Знайте, что верблюды подешевели, но женщины, увы, подорожали».

Из более поздних, уже послереволюционных времен. Лидия Августовна Отмар-Штейн, видный партработник, вспоминала, как осенью 1921 года направилась на рынок и случайно встретила своего сослуживца. Поговорив несколько минут, они разошлись. И тут же у Лидии Августовны за спиной появились два наездника в милицейской форме. Они заявили, что она арестована за беседу с мужчиной на улице.

В начале двадцатых годов в Ферганскую долину приехала молодая женщина — корреспондент «Известий». На вокзале города Намангана с ней случилось происшествие, едва не окончившееся плачевно. На базаре она купила национальный женский костюм и пышные серебряные украшения для волос, серьги и браслеты. Вернувшись в вагон, журналистка заплела косы и нарядилась в узбекское платье, а затем выглянула в окно купе. Тотчас же начался гул, и собралась толпа мужчин, которые угрожающе кричали ей что-то по-узбекски. Лица их и мелькавшие кулаки не предвещали ничего доброго. Как оказалось, они вообразили, что женщина эта местная уроженка и не только сбросила паранджу, но и собиралась бежать из Ферганы.

В эпизоде этом присутствует тень юмора, но в тот же день неподалеку от Намангана в кишлаке Ассаке произошло убийство. Муж-хозяин зарезал жену, сбросившую черную сетку, закрывавшую ей лицо. То был не единственный случай…

Только в первой половине 1929 года в Узбекистане было зарегистрировано 226 убийств, связанных с раскрепощением. В Алты-Арыке учительница Сатылганова была убита своим братом. В Избаскентском районе жертвой фанатиков стала делегатка, депутат Совета Тахта-биби Балтаева.

Но уже появились в длинных списках жертв рядом с женскими и мужские имена: «Уполномоченная по раскрепощению женщин в Шафрикане Хадича Гаипова и ее муж». В Каунчи (туда как раз и была направлена на партийную работу Назира Юсупова) вместе с двумя открывшимися женщинами был убит секретарь партячейки Газыханов, вставший на их защиту.

Борьба против затворничества, против вековых предрассудков, позорящих и унижающих женщину, по самой сути своей была проявлением революционности, которая вела к уничтожению феодального быта.

Лозунг «худжум» был брошен в 1926 году, на третьем Среднеазиатском совещании работников среди женщин. Впервые сказал о наступлении — развернутой массовой борьбе с затворничеством — И. А. Зеленский, председатель Средазбюро ЦК ВКП(б). Но само движение возникло гораздо раньше, буквально сразу же после победы социалистической революции. В Ташкенте, в Доме имени Луначарского, в 1920 году, в день открытия Всетуркестанского съезда женщин, на стенах висел написанный неровными буквами и стилем примечательный лозунг: «Только совместная работа мусульманки и русской работницы поможет устроить жизнь на новых, лучших началах». В стоптанных галошах на босу ногу, в веревочных лаптях (водилась в Средней Азии и такая обувь) выходили на трибуну делегатки: узбечки Джахан Абидова, Таджихон Шадиева, русские Ольга Попова, Анна Аксентович (кстати, свободно владевшая местными языками). На съезде выступил с речью М. В. Фрунзе, командовавший Туркестанским фронтом: «В борьбе с экономической разрухой мужчинам без женской помощи не справиться». Вновь прозвучало с высокой трибуны признание восточной женщины равноправным строителем социализма. Ида Исааковна Финкельштейн, член партии с 1917 года, жена расстрелянного контрреволюционерами ташкентского комиссара, рассказала собравшимся о героических делах их подруг в России, где она недавно побывала; о том, как преодолевая и голод и нужду, строят работницы Петрограда, крестьянки Вятской губернии новую жизнь.

В дни работы съезда пять узбечек-делегаток сбросили с себя паранджу.

Великое чувство классовой солидарности всегда вело европейских женщин-коммунисток в массы. Они в буквальном смысле просвещали — открывали свет своим обездоленным подругам. Одним из первых, кто оцепил опасность этой работы для притеснителей всех мастей, был, в чем, впрочем, нет ничего странного, небезызвестный. Ф. Бейли, английский разведчик, руководивший так называемой «военно-дипломатической миссией» в Туркестане. Не без внутреннего сопротивления вывело его перо следующее признание: «Больше всего я боялся Финкельштейн, которая вела против нас работу среди женщин и детей в Старом городе»[4].

В полном соответствии с внутренними законами, определенными Марксом и Лениным, революционная ситуация нарастала постепенно и привела, когда для этого созрели предпосылки, к взрыву — «худжуму». И хлынул могучий весенний поток, сметая со своего пути все препоны, а было их немало.