Не меньше сторонников заговора было и в высших правительственных кругах России. Более того, заговорщики даже не считали нужным особенно таиться. Так, согласно воспоминаниям князя А.В. Оболенского, в конце 1916 года он поинтересовался у Гучкова, насколько правдивы слухи о грядущем государственном перевороте. И услышал в ответ отнюдь не сбивчивые оправдания, а… обстоятельный рассказ о заговоре: «Председатель Думы Родзянко, Гучков и Алексеев были во главе его. Принимали участие в нем и другие лица, как генерал Рузский… Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол Бьюкенен принимал участие в этом движении, многие совещания проходили у него». В качестве доказательства Гучков даже спросил Оболенского, не хочет ли он взглянуть на письма Алексеева. Возмущенный всем узнанным Оболенский рассказал о заговоре премьер-министру Б.В. Штюрмеру, а тот доложил обстоятельства дела императору. Но кончилось все тем, что Николай II «изволил указать Алексееву на недопустимость такого рода переписки с человеком, заведомо относящимся с полной ненавистью к Монархии и Династии», а Гучкову запретили бывать в действующей армии (то есть в Ставке). И все!.. Даже после этого Алексеев продолжал пользоваться полным доверием Николая II!
По данным же А.Ф. Керенского, на 16 ноября 1916 года был намечен переворот, план которого разработали князь Г.Е. Львов и М.В. Алексеев: «Они пришли к твердому выводу, что необходимо покончить с влиянием царицы на государя, положив тем самым конец давлению, которое оказывала на царя клика Распутина. В заранее намеченное ими время Алексеев и Львов намеревались убедить царя отослать императрицу в Крым или в Англию». В начале ноября Алексеева навестило в Ставке доверенное лицо Львова, причем произошла такая сцена: генерал, подойдя к настенному календарю, начал молча отрывать один листок за другим, пока не дошел до 16 ноября, показав таким образом дату переворота. Помешала осуществлению этого плана якобы только болезнь Алексеева.
Тяжелый приступ застарелой уремии действительно скрутил генерала и вынудил его 11 ноября 1916 года уехать на лечение в Севастополь. Естественно, на посту начальника штаба Верховного ему потребовалась временная замена, и должность принял командующий Особой армией генерал от кавалерии Василий Иосифович Гурко.
Его кандидатура многим показалась неожиданной — ведь у Алексеева был богатый выбор куда более заслуженных генералов фронтового уровня. Но при ближайшем рассмотрении все объяснялось просто — во-первых, Гурко был соучеником Алексеева по Николаевской академии Генштаба, а во-вторых, он заодно являлся и… старинным другом Гучкова. То есть был человеком, посвященным в заговор и вполне уверенным в его необходимости. Перед своим отъездом в Крым Алексеев долго инструктировал Гурко наедине. «О чем они говорили с глазу на глаз при передаче должности, останется навсегда тайной, которую они оба унесли в могилу, — писал адмирал А.Д. Бубнов. — Но факт тот, что с назначением Гурко появились неизвестно откуда взявшиеся слухи, что он, если ему не удастся повлиять на Государя, примет против него какие-то решительные меры». Дальше Бубнов сообщает, что принимать эти «решительные меры» Гурко все же не стал: «Были ли тому причиной справедливые опасения генерала Гурко, что какое бы то ни было насильственное действие над личностью Царя даст последний толчок назревшему уже до крайней степени революционному настроению; или его в последнюю минуту остановило не изжитое еще традиционное верноподданническое чувство… трудно сказать. Но во всяком случае надежды, возлагавшиеся на него в Ставке, ни в малейшей степени не оправдались».
Из этого пассажа следует, что у Алексеева явно был какой-то запасной «силовой вариант», исполнителем которого в случае чего намечался Гурко, однако осуществлен он не был. Любопытно, что Бубнов пишет о «неоправдавшихся надеждах Ставки» на Гурко в весьма разочарованном тоне, а верноподданническое чувство называет «неизжитым». Это характеризует отношение к императору в Ставке в конце 1916 года…
Так или иначе, сыграть ключевую роль в военном перевороте, стать его действующим лицом № 1 В.И. Гурко суждено не было. Но на сцену заговора он еще выйдет в феврале 1917-го — именно Гурко «надавит» на императора и впервые заставит его задуматься об отъезде из Петрограда в Ставку, обернувшуюся для него ловушкой…
Была у Гурко, кроме «силового варианта», и другая, внешне мирная задача — подобрать и провести на руководящие должности в Ставке такие кадры, которые не подведут в решительный момент, то есть проделать всю техническую работу по обеспечению будущего переворота. Ради этого Алексеев пожертвовал даже старыми сотрудниками М.С. Пустовойтенко и А.А. Носковым, в которых был, видимо, не вполне уверен. Во всяком случае, еще 21 октября 1916 года в Ставке появился, а 6 декабря был официально утвержден в должности новый генерал-квартирмейстер — тоже давний друг Гурко и Гучкова генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский, а 20 декабря — помощник начальника штаба, генерал от инфантерии Владислав Наполеонович Клембовский. Причем Клембовский появился в штабе сразу же после связанного с убийством Распутина отъездом Николая II из Ставки. Что эти назначения совершались с ведома и одобрения Алексеева, сомневаться не приходится — даже находясь на больничной койке, Михаил Васильевич держал происходящее в Могилёве под контролем. С этого времени Ставка была полностью в руках проверенных «алексеевцев», которые одновременно были и «гучковцами»…
Между тем в Севастополе состоялась личная встреча М.В. Алексеева с Гучковым. В ее ходе генерал был посвящен в план заговорщиков: один из великих князей должен был адресоваться к императору с неким «обращением» (видимо, с просьбой добровольно уступить трон), после чего, в случае неуспеха, в первой половине марта предполагалось задержать царский поезд на полпути между Ставкой и Петроградом и заставить Николая II отречься от трона, а в случае сопротивления устранить самодержца физически. В мемуарах А.И. Деникина встреча Гучкова и Алексеева описана так: «В Севастополь к больному Алексееву приехали представители некоторых думских и общественных кругов. Они совершенно откровенно заявили, что назревает переворот. Как отнесется к этому страна, они знают. Но какое впечатление произведет переворот на фронте, они учесть не могут. Просили совета.
Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны, на смертельную угрозу фронту, который, по его определению, “и так не слишком прочно держится”, а потому просил во имя сохранения армии не делать этого шага.
