Иван Нарышкин был уже почти мертвец. Его запястья и лодыжки были переломаны, руки и ноги неестественно вывернуты. Его и ван Гадена отволокли на Красную площадь и вздернули на пики, чтобы в последний раз продемонстрировать толпе. Потом опустили на землю, отрубили кисти и ступни топором, изрезали тела на куски и, в последнем приступе ненависти, втоптали кровавые останки в грязь.
Бойня кончилась. Стрельцы собрались напоследок возле Красной лестницы. Удовлетворенные тем, что отомстили за «отравление» царя Федора, задушили заговор Ивана Нарышкина, перебили всех, кого считали изменниками, они желали теперь выразить свою преданность престолу. Поэтому они прокричали со двора: «Мы теперь довольны! Пусть твое царское величество поступает с остальными изменниками как хочет. А мы готовы головы сложить за царя, царицу, царевича и царевен!»
Спокойствие быстро восстановилось. В тот же день было разрешено похоронить тела, лежавшие на Красной площади с первого дня резни. Верный слуга Матвеева прибрел оттуда, неся простыню, в которую бережно сложил все, что осталось от изувеченного тела хозяина. Он обмыл останки и на подушках отнес в приходскую Никольскую церковь, где их похоронили. Уцелевшие Нарышкины остались невредимы, и никто их не преследовал. Трое младших братьев Натальи и Ивана выбрались из Кремля, переодевшись в крестьянское платье. Отец царицы, Кирилл Нарышкин, под давлением стрельцов принял монашеский постриг и, уже как старец Киприан, был отправлен в монастырь за четыреста верст к северу от Москвы.
Одним из основных условий примирения стрельцы поставили выплату просроченного жалованья – по двадцать рублей на человека. У Боярской думы не хватало духу возражать, но и выделить этих денег она не могла – их попросту не было. Договорились: стрельцам заплатят пока по десять рублей, и чтобы собрать эту сумму, распродадут имущество Матвеева, Ивана Нарышкина и других убитых бояр, пустят в переплавку множество кремлевской серебряной посуды и введут особый налог.
Стрельцы, кроме того, потребовали полной амнистии и даже сооружения триумфального столпа на Красной площади в честь своих недавних подвигов. На столпе надлежало означить имена убитых бояр, чтобы предать их позору за гнусные преступления. Снова правительство не посмело отказать, и столп поспешно установили.
В конце концов, в попытке не только ублаготворить стрельцов, но и восстановить над ними контроль, им официально вменили в обязанность охрану дворца. Каждый день в Кремль призывались по два полка, и там их потчевали, как героев, в Грановитой палате и в переходах дворца. Софья выходила к ним – похвалить за верность и преданность трону. Чтобы уважить стрельцов, она самолично обносила их чарками с водкой.
* * *
Так Софья пришла к власти. Оппозиции уже не было: Матвеев погиб, Наталью сокрушили несчастья, постигшие ее семью, а Петру было всего десять лет. Правда, он все еще оставался царем и, повзрослев, конечно, мог утвердиться в своих правах. Тогда восстановилось бы влияние Нарышкиных, и нынешняя победа Милославских оказалась бы лишь временной. Поэтому Софьин план предусматривал следующий шаг: 23 мая по наущению ее агентов стрельцы потребовали смены правителя на российском престоле. В челобитной на имя Хованского, которого Софья успела назначить их командующим, стрельцы указывали, что избрание Петра на царство не вполне законно, – он сын второй жены царя Алексея. Иван же, сын от первого брака и старший из двоих царевичей, оказался в стороне. Они не предлагали свергнуть Петра: как-никак он царский сын, избранный на царство при поддержке патриарха. Нет, стрельцы требовали, чтобы Петр и Иван царствовали вместе как соправители. В случае отказа стрельцы грозились опять пойти на Кремль.
Патриарх, архиереи и бояре собрались в Грановитой палате, чтобы рассмотреть это новое требование. Делать, в сущности, было нечего: со стрельцами не поспоришь. К тому же очень кстати возникло мнение, что у двоецарствия есть свои преимущества, – пока один царь воюет, другой может оставаться дома и править страной. На том и порешили: пусть царствуют на пару. Ударили в колокола Ивана Великого, в Успенском соборе пропели многая лета двум православнейшим царям, Ивану Алексеевичу и Петру Алексеевичу. Имя Ивана стояло первым, потому что стрельцы в челобитной настаивали на его старшинстве.
Самого Ивана этот новый поворот судьбы ужаснул. Страдая затрудненной речью и слабым зрением, он никак не желал участвовать в делах управления. Он убеждал Софью, что предпочитает тихую, спокойную жизнь, но в конце концов был вынужден дать согласие появляться вместе со сводным братом во время торжественных выходов и иногда – на заседаниях Думы. За стенами Кремля народ, от имени которого стрельцы якобы и предложили новое совместное правление, изумлялся. Некоторые смеялись вслух, представляя себе Ивана, чьи немощи были хорошо известны, в роли царя.
Встал, наконец, и главный вопрос: раз оба царя еще юны, значит, кому-то придется на деле править государством. Кому же? Через два дня, 29 мая, явилась новая делегация стрельцов с последним требованием: по молодости и неопытности обоих царей правительницей следует стать царевне Софье. Патриарх и бояре снова согласились, и в тот же день был оглашен указ о том, что царицу Наталью на регентском посту сменила царевна Софья.
Итак, Софья стала во главе Российского государства. Хотя она заняла место, собственноручно созданное ею при помощи ее сторонников, в тот момент выдвижение Софьи было, в сущности, естественно. Никто из мужчин дома Романовых не достиг необходимого возраста, чтобы справиться с государственными делами, а всех остальных женщин в роду она превосходила и образованностью, и способностями, и силой воли. Она доказала, что знает, как привести в движение и куда направить смерч стрелецкого бунта. Солдаты, правительство и даже народ теперь надеялись только на нее. Софья приняла власть, и следующие семь лет эта выдающаяся женщина правила Россией.
* * *
Стремясь всячески упрочить свою победу, Софья поспешила узаконить новую структуру власти. 25 мая состоялась двойная коронация юных царей, Ивана и Петра. Эта наспех организованная, странная церемония не имела прецедента не только в российской истории, но и в истории всех европейских монархий. Никогда прежде не короновались сразу двое равноправных монархов мужского пола. В пять часов утра Петр и Иван в длинных, парчовых, расшитых жемчугами одеяниях проследовали к заутрене в домовую церковь. Оттуда они прошли в Столовую палату и там торжественно повысили в чинах нескольких Софьиных сторонников, в том числе Ивана Хованского и двоих Милославских. Затем коронационная процессия вступила на крыльцо и двинулась вниз по Красной лестнице – мальчики шли рука об руку, и было видно, что десятилетний Петр уже выше хромого шестнадцатилетнего Ивана. Вслед за священниками, кропившими путь святой водой, Петр и Иван прошли сквозь огромную толпу на Соборной площади к дверям Успенского собора, где патриарх в сверкавшем золотом и жемчугами облачении встретил царей и протянул им крест для целования. Высокий храм был полон света, который лился из-под купола, исходил от сияния сотен свечей, отражался в гранях тысяч драгоценных камней.
