Я подошел к веселой компании. В окружении друзей Николай Шуянов чистил уже разобранный на части пулемет. Анатолий Журин вместе с механиком копался в моторе.
- Представляешь, - рассказывал Журин механику, - вчера я, гуляя с девушкой, пытался поцеловать ее, а она сразу же кинулась искать милиционера.
- И вы еще жалуетесь, товарищ командир! Моя, например, сразу же кинулась искать загс.
Раздался новый взрыв смеха...
Пулемет вскоре был собран и поставлен на самолет. Мы все зашагали к землянке. Оттуда обычно отходил автобус в столовую.
- Братцы, давайте организуем танцы после ужина, - предложил Журин.
- Где? - спросил я, зная, что у нас нет ни клуба, ни другого подходящего помещения.
- Возле общежития. Вынесем патефон, девушки подойдут.
- Дождь, кажется, собирается. А если пойдет, то надолго.
- Друзья, - вмешался Шуянов, - поехали лучше ко мне на квартиру. Там и патефон найдется.
Николай собирался вечером навестить жену. Она жила недалеко от аэродрома, на Петроградской стороне.
- Верно! Пошли к Николаю. Из-за непогоды завтра наверняка полетов не будет.
После ужина зашли к командиру эскадрильи, чтобы отпроситься. Майор Раков выслушал нас и сказал:
- Только не вздумайте сабантуй устраивать!
Мы заверили, что все будет в норме, и зашли в общежитие переодеться. Быстро сменили летные комбинезоны на суконные морские брюки и синие кителя.
На землю опустилась ночь. Улицы и дома были затемнены. Дежурные посты местной противовоздушной обороны строго следили за светомаскировкой осажденного города. Дул прохладный порывистый ветер, моросил дождь.
- Может быть, вернемся? - предложил Журин.
- Не сахарный, Толя, не растаешь, - запротестовал Шуянов.
Мне не хотелось возвращаться в общежитие, да и Николая жалко было обидеть.
- Дождь - не помеха, - ответил я.
Николай почти бегом поднялся по ступенькам лестницы на второй этаж и постучал в квартиру. Дверь открылась.
- Клава, принимай гостей! - громко сказал Шуянов. Вслед за хозяином, промокшие и озябшие, мы ввалились в комнату.
- Ой, Коля! Что же ты не предупредил? - растерялась Клава.
- Как не предупредил? Я же постучал в дверь, - закатываясь от смеха, шутил Николай.
- Проходите, присаживайтесь, - смущенно предлагала Клава, подавая стулья. Ее усталые глаза заискрились. Она, видно, от чистого сердца радовалась нашему приходу. Немало этой женщине пришлось хлебнуть горя в блокадном Ленинграде. На ее молодом исхудалом лице появились морщинки, а по маленьким жилистым рукам было видно, что они привыкли справляться с самой тяжелой работой.
- Друзья, времени у нас мало, прошу к столу! - пригласил Николай.
- Прежде чем к столу, - сказала Клава, доставая из сумки продовольственную карточку, - вам придется сначала слетать в магазин и выкупить завтрашний паек.
- Зачем нам паек? Да и погода нелетная, дождь идет, - возразил Журин.
- Ну как хотите. Тогда вам придется переключиться с летного на блокадный паек, - шутила хозяйка дома.
- Что ты, Клава! Вот, распорядись, пожалуйста, - сказал Журин, доставая из карманов банку тушенки и две пачки галет.
- О-о! Это же целое богатство! - обрадовалась Клава. - А у нас и сладости есть. Будем пить чай.
Она развернула сверток и положила на стол остатки шоколада, который получал Николай с летным пайком.
- Ну рассказывайте, как воюете, - спросила Клава, когда все уселись за тесным столом.
Потекли разговоры. Время летело незаметно. Взрывы смеха чередовались с минутами молчания, когда друзья вспоминали, как один сгорел, другой разбился, а третий не вернулся из полета. Радовались успехам, которые приходили к нам все чаще и чаще. Уже перевалило за полночь, а разговорам и шуткам не было конца. На душе стало легко от простой домашней обстановки.
С нежной и спокойной улыбкой Клава смотрела на Николая. Ни одним движением, ни одним лишним словом не выдавала она своей тревоги, хотя прекрасно знала, какой опасности ежечасно, ежеминутно подвергается ее муж в каждом боевом полете. Сердцем понимала подруга, что ее беспокойство может лишь расстроить мужа. Радовался Николай, радовались и мы его семейному счастью. Жаль только, что слишком редко приходилось ему быть вместе с женой. Жизнь проходила в суровых и напряженных боях.
Мы не измеряли время днями, неделями, месяцами. Мы измеряли его боевыми вылетами, потопленными кораблями, сбитыми самолетами, наконец, живыми и погибшими людьми.
Время на фронте как бы сжималось. Иногда один бой казался годом, прожитый день - целой жизнью. Мы шагали по опасной извилистой дороге войны. За каждый поворот приходилось платить человеческой кровью и страданиями. И мы платили, не задумываясь, ибо знали, что победа будет за нами.
Последний рейд Метелкина
День выдался хмурым и неприветливым. Низко над аэродромом проносились облака, подгоняемые порывистым ветром. На задание нас не посылали - не было высоты. Штурман эскадрильи Сергей Давыдов организовал устранение девиации ошибки компаса на самолетах.
Выкатывая самолеты на окраину аэродрома, мы крутили их за хвосты, устанавливая на различные румбы. На соседней площадке тем же занимались летчики третьей эскадрильи. Рядом располагалась зенитная пулеметная точка, охранявшая наш аэродром. Зенитчики стояли на бруствере ячейки и с удивлением смотрели на наши занятия. Мы тоже без особого энтузиазма выполняли работу.
- Никчемное это дело - девиация, - ворчал летчик Смирнов, нажимая плечом на хвостовое оперение самолета.
- Почему никчемное? - удивился Давыдов.
- Да потому, что я всегда летаю по ориентирам - рекам или дорогам, похвастался Смирнов. - На компас смотреть не приходится.
Смирнов всегда был чем-то недоволен. То ему не нравилась закрепленная за ним машина, то место в строю, то действия ведущего в полете. Даже указания командира он иногда пытался оспаривать. Давыдов знал эти особенности его характера и не мирился с ними.
- Смирнов, хватит ныть, - вмешался в разговор Пасынков. - Делай то, что приказано. Нажимай на хвост.
Смирнов замолчал. А Давыдов никак не мог успокоиться. Компас, ориентировка - это его штурманское дело, за которое в эскадрилье он болел всей душой.
- Вот когда покрутишься в воздушном бою, останешься один над морем, да еще в дождь попадешь, - доказывал Давыдов, - то при неисправном компасе запросто можешь угодить к немцам.
Неожиданно раздалась гулкая очередь крупнокалиберного зенитного пулемета ДШК. Я посмотрел в небо. Над аэродромом летела гусиная стая. Темный на фоне серых облаков треугольник двигался с севера на юг. Гуси улетали в теплые края. Вновь прогремели выстрелы. Пулеметная трасса пронизала птичью стаю. Один гусь камнем пошел вниз и упал возле площадки третьей эскадрильи. Мне подумалось: "Вот так же может быть и с нами, если зазеваешься над целью".
