- Скажи мне, что ты сейчас хотел бы делать, где служить? На корабле или в какой-нибудь береговой части?
С небольшой заминкой Анатолий ответил:
- Думаю пойти в машинную школу сдавать экзамены. Ведь я и в бегах все время не расставался с учебниками. Хочу быть механиком на революционном корабле!
- Молодчага! Будем надеяться, что экзамен ты выдержишь. По нашему настоянию начальник всех морских сил Кронштадта издал приказ: каждый желающий держать экзамен по специальности, даже если он не обучался в школе, но имеет практический опыт, должен быть допущен к экзаменам.
- Вот здорово! - просиял Железняков. - А насчет опыта... - Он показал Пожарову свои руки, покрытые мозолями.
- Все понятно. А к какой партии принадлежишь? - спросил Пожаров.
- В партию я еще не вступил... - тихо ответил Железняков.
Видя смущение Анатолия, Пожаров дружелюбно добавил:
- Ну ладно, об этом мы с тобой поговорим в следующий раз. А вот как быть с новой флотской книжкой? - И после минутного раздумья сказал: Ладно, приходи завтра сюда. Я поговорю о тебе с начальником штаба. Пока же напишу-ка я тебе записку. Иди к начальнику порта, там получишь новое обмундирование, а то ты... в такой робе совсем не похож на военного моряка.
Проходя по улицам и набережным, Железняков видел, как изменился Кронштадт.
Крепость переживала волнующие дни новой жизни. Казалось, даже волны Финского залива стали веселее плескаться у гранитных стенок старинного порта Кроншлот, звонче рассыпались по гаваням корабельные склянки. Всюду красные знамена и плакаты с революционными лозунгами. Сорваны у входов в Петровский парк старые дощечки с надписью: "Вход собакам и матросам запрещен".
Проходя через Якорную площадь, Железняков обратил внимание на памятник адмиралу Макарову. В бронзовой руке прославленного русского флотоводца краснел флажок...
Из порта Анатолий вышел в полной матросской форме и решительно направился к зданию Морского инженерного училища. Объявления, расклеенные по городу, звали матросов и солдат гарнизона на общебазовое собрание.
Исполнительный комитет Кронштадтского Совета собрал представителей всех воинских частей крепости, чтобы обсудить ответы на пять вопросов, заданных от лица Временного правительства приехавшими в Кронштадт министрами Скобелевым и Церетели:
об отношении Кронштадта к центральной власти; о правительственном комиссаре; о военных и морских начальниках; об органах местного самоуправления; об арестованных комиссарах.
Часовые не пропускали Железнякова в зал, требуя предъявить документы.
Собрание уже началось. Слышно было, как в зале выступали ораторы. А представители частей все еще прибывали и прибывали.
Железняков не отходил от двери и настойчиво доказывал, что ему обязательно надо быть на этом собрании.
- Не имеем права пустить тебя, если у тебя нет никакого...
Этот диалог между часовым и Железняковым прервал подошедший Пожаров.
- Что случилось, товарищ Железняков?
- Не пропускают меня, - с досадой сказал Железняков. И прибавил: - Вот так свобода...
- Правильно поступают, - улыбнулся Пожаров. - У нас порядок строгий. И, обратившись к матросу с красной повязкой на рукаве, сказал: - Пропустите товарища.
Матрос приложил руку к бескозырке:
- Есть пропустить, товарищ Пожаров!
Анатолий с трудом протиснулся сквозь плотно спрессованную людскую массу и стал в углу зала. Прения разгорались. Один за другим поднимались на сцену ораторы. Говорили представители большевистской партии и эсеры, меньшевики и анархо-синдикалисты.
Железняков пристально всматривался в ряды, надеясь увидеть кого-либо из своих старых товарищей.
- Как фамилия вон того, в студенческой тужурке? - тихо спросил он стоявшего рядом с ним коренастого матроса.
- О ком спрашиваешь? - спросил тот, продолжая смотреть вперед.
- Да о председателе, - сказал Железняков. Матрос повернул голову и уставился на Железнякова:
- Ты что, товарищ, с луны свалился? Не узнал Рошаля?
Анатолий смутился. Так вот он какой, председатель Кронштадтского комитета партии, любимец матросов!
Еще в Новороссийске он читал, как в буржуазных газетах враги революции клеветали на Семена Рошаля. Но даже самые бессовестные писаки не могли скрывать того, что это большевик железной стойкости, непримиримый к своим политическим противникам, преданный всем сердцем Ленину...
Под выкрики "Позор!", "Предатели!" и пронзительный свист матросов и солдат произносил речь лидер кронштадтских эсеров Брушвит. Анатолий старался пробиться ближе к сцене.
- Не слушайте большевиков, - уговаривал эсер. - Они предатели революции. Их руководители приехали в запломбированном вагоне из Германии.
Дальше уже ничего нельзя было разобрать. Зал взорвался протестующими голосами: "Довольно!", "Долой!", "Демагогия!".
Вместе со всеми кричал и Анатолий. А когда шум начал стихать, он потребовал:
- Дайте слово! - И стал пробиваться ближе к президиуму. - Прошу слова! - повторил он еще решительнее.
Зал притих. Рошаль поднялся с места.
- Вы хотите выступить, товарищ? - обратился он к Железнякову.
- Да. Я хочу ответить этим господам, - кивнул он в сторону Брушвита.
- Вы какой партии, товарищ? - спросил Рошаль. Железняков, не задумываясь, ответил:
- Партии "Долой войну!".
- Вас серьезно спрашивают, - строго сказал Рошаль.
- А я серьезно и отвечаю. Запишите так, как прошу.
Бледное лицо Рошаля осветила улыбка:
- Ну хорошо, так и запишу. С какого корабля?
- С броненосца "Смерть буржуазии!".
- Нет такого броненосца! - крикнул кто-то из притихшего зала.
- Будет! - уже задорно ответил Железняков.
Он был уже почти у самой сцены, но не видел, как сидевший за столом президиума матрос с надписью на бескозырке "Нарова" наклонился к Рошалю и что-то говорил.
Притихший зал снова начал шуметь. Послышались голоса:
- Толком скажи, откуда ты?
- Из какого соединения?!
Рошаль сильно затряс председательским звонком, призывая к порядку.
- Внимание! Товарищи делегаты! Мне только что сообщили, кто этот товарищ. Слово предоставляется матросу, бежавшему от преследования за революционную деятельность с царского флота, товарищу Железнякову!
Как волной, качнуло ряды черных бушлатов и фланелек, серых шинелей и темно-синих кителей. Загремело:
- Ура-а-а! Ура-а-а! Железняков!
Анатолий был ошеломлен таким приемом. Не знал он, что не было на Балтике такого корабля или береговой части, где бы не было известно о его смелом побеге с "Океана" в июне 1916 года.
Рошаль поздравил Железнякова с возвращением и сказал:
- Начинайте, товарищ Железняков. В зале наступила полная тишина.
