В период революции и гражданской войны, когда история человечества проделывала «один из самых великих, самых трудных поворотов», «когда кругом с страшным шумом и треском надламывается и разваливается старое, а рядом в неописуемых муках рождается новое» (Ленин В.И. Соч. Т. 27. С. 133), когда многомиллионная масса крестьянства поднялась к «самостоятельной политической жизни» (Там же. С. 162), когда «новизна и трудность перемены вызывает, естественно, обилие шагов, делаемых, так сказать, ощупью, обилие ошибок» (Там же. С. 243), в этот период колебание мелкобуржуазных слоев – явление вполне естественное, вполне закономерное, и ожидать, что революция «обойдется без колеблющихся – это было бы совершенно противоестественно, это значило бы совершенно не считаться с классовым характером переворота» (Там же. С. 252).
Характеризуя движение народных масс, В.И. Ленин постоянно отмечает самостоятельность их действий. Октябрьская революция пробудила в народе стремление активно участвовать в политической жизни и самостоятельно решать общественные вопросы. И при своей «удивительной доверчивости и бессознательности» (Там же. Т. 25. С. 274) мелкобуржуазная или полумелкобуржуазная масса без собственного практического опыта, позволяющего сравнить руководство буржуазии и руководство пролетариата, не может решить сложнейший политический вопрос: «быть вместе с рабочим классом или с буржуазией» (Там же. Т. 30. С. 243). В.И. Ленин неоднократно подчеркивал, что возникновение колебаний внутри крестьянства вполне возможно, и не только возможно, но что оно сплошь и рядом было в период гражданской войны.
В основе трагического конфликта в «Тихом Доне» лежит заблуждение части народа, что порождает трагическую ошибку Григория Мелехова, принявшего участие в Вешенском восстании. Но даже и тогда, когда Григорий Мелехов находится в лагере контрреволюции, его нельзя отождествлять с отъявленными контрреволюционерами. Вот почему четкое разграничение злостных врагов Советской власти и тех, кто случайно, вслепую примыкает к белогвардейскому движению на Дону, совершенно необходимо как принципиальный пункт в постановке и разрешении проблемы трагического в «Тихом Доне».
В.И. Ленин писал: «Средний крестьянин нам не враг. Он колебался, колеблется и будет колебаться: задача воздействия на колеблющихся не одинакова с задачей низвержения эксплуататора и победы над активным врагом» (Там же. Т. 28. С. 171). А между тем в существующих исследованиях о «Тихом Доне» теряется грань, разделяющая Григория Мелехова с врагами Советской власти, что не могло не сказаться на трактовке главного героя.
В критической литературе о «Тихом Доне» утвердилось мнение, согласно которому в образе Григория Мелехова М. Шолохов показал тех людей, которые, оторвавшись от народа, превратились в отщепенцев и которым отказывается в праве на новую жизнь при Советской власти. И. Лежнев писал, что «у Мелеховых будущего нет» (Лежнев И. Указ. соч. С. 160). Вслед за ним Л. Якименко делает такое предположение: Ему (т. е. Григорию Мелехову. – В. П.) не будет места в начинающейся новой жизни» (Якименко Л. Указ. соч. С. 77). С этим выводом связывается и анализ образа.
Мысль, пронизывающая исследования о «Тихом Доне», заключается в том, что Григорий Мелехов, находясь во враждебном Советской власти лагере, теряет свои положительные человеческие качества, постепенно превращается в жалкое и страшное подобие человека.
О «страшной душевной опустошенности», «страшной духовной деградации» (Литературный критик. 1940. № 2) Григория Мелехова пишет Гоффеншефер, о «жалкой слабости» (Октябрь. 1940. № 9) Григория Мелехова упоминает Чарный; «жалким, узким и своекорыстным эгоистом, думающим только о себе» (Красная новь. 1941. № 3), называет его Кирпотин и т. д.
«Неверный, ошибочный путь Григория в революции, приведший его к разрыву с народом, – путь утрат многих прекрасных человеческих свойств и качеств» (Якименко Л. Указ. соч. С. 78), – констатирует Л. Якименко, добавляя при этом, что «с последних страниц романа глядит на нас... жалкое и страшное подобие человека» (Там же. С. 143), что «борьба против народа приводит... к гибели человеческого в человеке» (Там же. С. 144) и что «Григорий... становился не человеком» (Там же. С. 100).
В тон Л. Якименко пишет Л. Владимиров. Характеризуя Мелехова, Шолохов-де карает своего героя, отнимая «у него смелость, честность, силу молодости, веру в будущее», отнимая «его последнюю надежду и любовь – Аксинью» (Дон. 1955. № 2. С. 77). Но с таким же успехом можно сказать, что М. Шолохов карает не только Григория, но и Аксинью, Наталью, Пантелея Прокофьевича, Ильиничну и даже Полюшку – дочь Григория.
Крайнее заострение получила эта мысль в книге В. Гуры. «После того как Григорий вступил в новую полосу раздумий, его духовное падение углубляется. Разум, хладнокровие, расчетливость покидают его, один лишь звериный инстинкт, «дикое животное возбуждение» властно управляет его волей» (Гура В. Жизнь и творчество М. Шолохова. М., 1955. С. 119-120).
Называя путь Григория Мелехова путем утрат прекрасных человеческих качеств, Л. Якименко делает попытку раскрыть «причины бесславного конца этого когда-то сильного, талантливого, яркого человека». Уже к концу мировой войны «Григорий близко сходится с Чубатым». «Между ними больше не возникает стычек и ссор. Влияние Чубатого сказалось на психике и характере Григория. «Пропала жалость по человеку», «очерствело, огрубело» сердце Григория. И мы вдруг совершенно отчетливо ощущаем ту ужасающую связь, которая существует между устоявшимся веками казачьим бытом и античеловеческой, вырожденческой философией Чубатого. Семья Мелеховых, обстоятельства их жизни, Чубатый чем-то весьма существенным соприкоснулись в читательском восприятии. И многое открывается нам в будущем Григория» (Якименко Л. Указ. соч. С. 78) (выделено мной. – В. П.).
Правда, в другом месте своей обширной книги Л. Якименко утверждает, что между Григорием и Чубатым никогда «не возникало чувства близости» (Якименко Л. Указ. соч. С. 112).
Однако весь пафос исследователя направлен к тому, чтобы доказать, что Григорий приходит к такому концу, к такому физическому и нравственному вырождению, когда человек перестает быть человеком. И такой путь приводит его к тому же результату, к которому несколько раньше пришли Чернецовы, Чубатые, Коршуновы: «Шолохов показывает полное отщепенство Чернецовых, Чубатых, Коршуновых... Они лишены права называться людьми». Та же оценка дается и Григорию Мелехову: «В банде Фомина продолжает Григорий борьбу против Советской власти. И это означает окончательное падение Мелехова. Он не только порвал с народом, он оторвался от казачьей массы, стал отщепенцем» (с. 136).
