Итак, мы с Хусейном раскопали четыре столба. На них хорошо сохранились краска голубого цвета и много надписей. Люди, посещавшие синагогу много десятилетий назад, писали на них свои имена. Некоторые были нами прочитаны и сфотографированы. Последней была запись 1944 года. Одна из надписей, сделанных в начале века, была на русском: некий Давыдов сообщал о своем посещении Хеврона; она мне особенно запомнилась. Были надписи и на арабском.
Геула Коэн направила запрос министру обороны Пересу относительно состояния синагоги «Авраам-авину» в Хевроне. Тогда мне казалось, что это как-то облегчит наше положение. Но скоро я понял, что это только повредило, лучше было бы не привлекать внимания к этому вопросу. Я ни в чем не обвинял Геулу. Она хотела сделать, как лучше.
Я говорил уже, что Элиэзер Бройер мне был послан Свыше. Настало время, когда именно такой человек оказался незаменимым. Теперь Хусейн все чаще оставался на кладбище, а мы с Элиэзером трудились вовсю. Работа шла в бешеном темпе. Элиэзер быстро приноровился к несложной технике раскопок, а физически он был крепким и здоровым.
И вот — грянули события. Как-то приехала группа ребят из киббуца Кфар-Эцион. Четыре парня: трое киббуцников, а четвертый — то ли журналист, то ли экскурсовод. Парни крепкие, привыкшие к физическому труду. Они работали с утра до вечера почти без отдыха. Работа спорилась: мы выносили большие тяжелые камни, отвалившиеся от разрушенного некогда купола синагоги, и сбрасывали их между уборной и магазином. Этот день я помню очень хорошо.
Ближе к вечеру явилась полиция. Мне заявили, что есть приказ, запрещающий здесь копать. Меня просят поехать с ними в военную комендатуру. Возможно, я получу разрешение, вот-вот оно должно быть готово. И я с ними уехал. Вернее, меня арестовали. По крайней мере, это выглядело именно так. И это в присутствии арабов! Поэтому, когда спустя некоторое время я вернулся, перед моими глазами предстала картина разыгравшейся здесь битвы.
Со слов Элиэзера выяснилось следующее. Едва полицейская машина, забрав меня, уехала, арабы, воспользовавшись тем, что ребята находились в глубокой траншее, стали забрасывать их камнями. Киббуцники не растерялись. К счастью, у них под ногами было полно камней, и они стали бросать их обратно. Спас положение Элиэзер. Он сумел выскочить и принялся бить камнями по грузовику, стоявшему поблизости. Фара грузовика со звоном раскололась. Тогда он перенес «огонь» на другие машины. Тут отовсюду с громкими воплями стали сбегаться хозяева автомобилей, требуя прекратить безобразие.
— При чем тут мы? — отвечал Элиэзер, — Камни летят с обеих сторон.
Это сразу подействовало. Владельцы машин встали на сторону евреев, и вся арабская шпана моментально разбежалась.
Тактика эта, подсказанная самой ситуацией, прекрасно срабатывала и в дальнейшем. Обычно каждый наш арест подхлестывал арабов на агрессивные действия. Элиэзер брал камень, запускал его в витрину магазина, в ближайшее окно, и это сразу привлекало на нашу сторону пострадавших. Нападавшие отступали, и спокойствие восстанавливалось.
…В комендатуре, куда меня привезли, сидели военные. Блох, важно развалившись в кресле, всем своим видом давал понять, кто здесь власть.
— А вот и явился Мессия, прибывший к нам из России! — произнес Блох. — Тавгер его зовут. Добро пожаловать!
И потребовал прекратить раскопки в Хевроне, пообещав при этом, что разрешение все-таки будет. Нужно подождать еще пару дней.
Я чувствовал, почти был уверен, что он врет. Ответил, что, собственно, не нуждаюсь в их разрешении, но если оно будет, то не помешает!
На этом мой арест закончился. Меня отвезли назад, где я застал картину, описанную выше.
Разумеется, ни через два дня, ни через неделю разрешения не было. Блох обманул меня. Все уговаривали не начинать раскопок, мол, мне этого не простят, я за это дорого заплачу. Советовали обратиться в высшие инстанции, писать заявления, требовать…
Игаль Клайн, исполнявший в Кирьят-Арба роль «министра иностранных дел», обращался во все инстанции, писал письма от моего имени. И все впустую. Я потерял на эту возню семь дней.
Спустя неделю мы вновь принялись за раскопки. Большая часть двора, где жили старик со старухой, была раскопана. Мы наткнулись на вторую нишу с северной стороны, где стоял «арон га-кодеш».
Не желая более терпеть нашу строптивость, военная администрация предприняла «решительный шаг»: на наших раскопках в один прекрасный день появились рабочие и возвели высокий забор — быстро, решительно, деловито. Это было похоже на военную операцию. Все, что не было раскопано, осталось за этим забором.
Мы попытались им помешать. Было много солдат и происходили довольно бурные сцены. Элиэзер обхватил столб двумя руками и кричал: «Ну-ка, попробуйте меня оттащить!». Восемь солдат стали возиться с моим напарником. На меня хватило троих… Какой-то офицер кричал, что он бы в таких, как мы, стрелял. А я подумал, что с удовольствием с такого, как он, содрал бы штаны и публично выпорол.
Сила была на их стороне. Нас повезли в комендатуру. Арест, как видите, произошел «по всем правилам»: тащили нас, правда, солдаты, но и полиция при этом присутствовала.
Однако на следующий день мы с Элиэзером снова пришли. Походили вокруг забора и приняли решение: если нельзя копать внутри, то можно делать это перед забором! И принялись за работу.
Вскоре образовалась большая яма, через которую можно было свободно войти внутрь огороженной территории. В конце концов этот злополучный забор упал сам по себе. Но прежде чем он упал, нас каждый день арестовывали. Забирали в полицию и отпускали, а работа страдала. При этом каждый раз у меня портилось настроение. Как это так? — спрашивал я себя. Еврейская власть посылает еврейских солдат арестовывать еврея за то, что он спасает от надругательства синагогу! Смывает позор — результат ее же попустительства!
Однажды полицейский, с которым у нас были приятельские отношения, предупредил, что придут нас арестовывать. Нам лучше бы спрятать свои орудия труда и исчезнуть минут на двадцать. А когда те уедут, можно будет вернуться, второй раз они не приедут. И сообщил но секрету, что араб, который живет внизу, доносит на нас. Едва мы приступаем к работе, бежит и звонит с ближнего телефона в полицию или в комендатуру. Полицейский посоветовал «воздействовать» на соседа.
Это сообщение как бы открыло нам глаза: так вот кто источник «молниеносной» информации!
Полный обиды и возмущения, Элиэзер тут же поднял камень с земли и со всего размаху запустил его в дверь квартиры «доброго соседа». Дверь была деревянная, камень ее не пробил, она только слегка треснула. На следующий день мы с этим арабом случайно встретились. Были в полиции, смотрим, а он еще с одним местным «деятелем» выходит оттуда. И смотрит на нас с откровенной враждебностью. «Мафия!» — злобно процедил он сквозь зубы. И мы поняли, что он приходил в полицию с жалобой на нас.
