Помимо руководства оркестрами в обоих клубах меня привлекали еще к участию в музыкальном оформлении пьес, к игре на скрипке за кулисами по ходу пьесы для усиления эмоционального эффекта. В концертах в клубе текстильного комбината приходилось даже играть на балалайке под аккомпанемент гитары. Прежде я не играл на балалайке, скептически относясь к музыкальным возможностям этого инструмента. Но, поработав с ней, я убедился, что из него можно извлечь волшебные звуки. Секрет заключается в превосходном владении кистью правой руки. Она должна быть необыкновенно гибкой, как бы вибрирующей в обе стороны, и тогда ударный отрывистый звук струнного аккорда превращается в слитный протяжный, то есть такой, какой получается от проведения смычком по струнам, например, скрипки. Может быть, я и обладал такой кистью, так как после моего выступления с балалайкой на сцене мне говорили, что балалайка в моих руках «поет». Так это или нет — не мне судить, но в умелых руках она, действительно, поет, а не бренчит.
Чего только не приходилось мне делать помимо моих непосредственных обязанностей руководства оркестром! Однажды меня попросили переложить на музыку стихи, которые по ходу пьесы желательно было бы пропеть, а не продекламировать. Садишься и сочиняешь, да еще и занимаешься с артистом, чтобы он выучил мелодию наизусть. Задумали как-то поставить в клубе гидролизного завода веселую комедию Солодаря «В сиреневом саду». Постановка веселая, но без музыкального оформления многое теряет, а достать партитуру арий невозможно. Что делать? А зачем существует доморощенный композитор? Давай его сюда. Садишься и сочиняешь, невзирая на занятость своим прямым делом. Была у меня еще одна нагрузка — я принимал личное участие в небольшом оркестрике, обслуживающем танцы в клубе текстильного комбината. Они проводились по субботам и воскресеньям. Музыкальная группа состояла из шести человек — ведущего баяниста, скрипача, трубача, виолончелиста, контрабасиста и ударника. На этих танцевальных вечерах собиралась молодежь текстильного комбината. Как на самом предприятии, так и в клубе преобладали девушки. За недостатком кавалеров они часто подбирали себе в пару подружек. Модными тогда были танго и фокстроты. И вот сотни пар движутся в ритм музыке в тесноте и давке. Воздух насыщен смешанным запахом духов и пота. Зал залит ярким светом. Музыка гремит, барабан отбивает четкий ритм. Последний аккорд очередного танца, пары останавливаются и рассаживаются на стульях у стен зала для отдыха. В середине вечера объявляется получасовой перерыв, и мужская половина отправляется в буфет, где их ждет бочка пива, вино, водка. После перерыва танцы подогреваются винными парами. Лишь поздно вечером все расходятся.
Глава C
События в Канске и… Воркуте
Среди регулярно посещающих клубные мероприятия парней была группа молодых людей, о которых говорили, что это солдаты из бывшей личной охраны Берии, сосланные в Канск после неудачного заговора Берии. Здесь на них были возложены функции по охране каких-то объектов текстильного комбината. Проживали они недалеко от него. В клубе эти парни пьянствовали, скандалили, затевали драки из-за девушек, а в ночное время грабили местных жителей, магазины. Так, поставленная возле в одном случае промтоварного, а в другом — часового магазинов охрана из бывших бериевцев начисто их же и разграбила, краденые вещи распродала на черном рынке. Вырученные деньги потом шли на пьянки.
Жители спешили до наступления темноты разойтись по домам. Дома и общежития закрывались наглухо. Ничтожные отряды милиции были бессильны обезвредить бандитов, к тому же еще и вооруженных.
Однажды все население поселка текстильного комбината было взбудоражено зверским убийством бухгалтера комбината. Тот возвращался из банка с большой суммой денег, предназначенной для выплаты зарплаты. Шел он по мосту, расположенному высоко над покрытой льдом речкой Кан. Там на него напали бандиты из роты бериевцев, застрелили на месте, забрали всю денежную наличность, а труп сбросили с моста на лед. Труп обнаружили только утром. Убийц, конечно, и след простыл.
Я тоже опасался возвращаться домой поздно вечером из клуба текстильного комбината и часто оставался там ночевать.
Хочется вспомнить еще одно событие, которое взбудоражило весь город. Правда, носило оно не столько уголовный, сколько политический характер. Произошло оно после смерти Сталина.
В городе было три памятника Сталину — один на вокзальной площади, второй у ворот военной казармы и третий — рядом с фигурой Ленина у входа в клуб НКВД. Как-то рано утром, выйдя на улицу, жители Канска обнаружили, что все три памятника Сталину стоят обезглавленные. Жуткое впечатление производили эти фигуры вождя без головы. На второй же день обезображенные памятники были закрыты со всех сторон дощатым забором, и начались работы по восстановлению исчезнувших голов. Когда были убраны деревянные перегородки, перед изумленными гражданами предстала оригинальная картина: вся фигура Сталина снизу до самой шеи темно-серого цвета, а голова, только что слепленная скульпторами, — почти белая. Это несоответствие приводило в веселое настроение прохожих.
Слухи об участившихся издевательствах над статуями Сталина в других местах и городах, где проживало много бывших заключенных, докатились в Канск даже из Воркуты. Рассказывали, что, как только стало известно о смерти Сталина, бывшие лагерники устроили вокруг памятника Сталину, стоящему на центральной площади Воркуты, настоящий шабаш: обрядили бюст в рваную телогрейку, на голову напялили кепку с рваным козырьком и, взявшись за руки, заходили вокруг хороводом, плевали ему в лицо и приправляли все матерщиной. В это время проходил мимо какой-то мужик, с лукавой усмешкой он сказал: «Ребята! Что вы делаете? Подождите, может его еще реабилитируют!» Прохожий был проницательный человек — впоследствии Сталин был-таки частично реабилитирован, а его чудовищные преступления против человечности и гуманности услужливые историки-фальсификаторы скромно нарекли «ошибками Сталина».
Но вернемся к моей работе в клубе.
Прошло лето 1954 года, а вместе с ним завершились летние каникулы. Мои музыканты догуляли, отдохнули и, естественно, размагнитились и немного разучились играть. Снова нужно было начинать постепенно втягивать их в систематические занятия. С удовольствием я стал замечать, что мои подопечные делают успехи. Но для закрепления их нужен был упорный, напряженный труд. Я уже отмечал, что делал все, чтобы заинтересовать музыкантов, привить им вкус к музыке и этим создать стимул для добровольного и систематического посещения занятий и репетиций оркестра. Тем не менее отдельные музыканты пропускали их. Но, когда было объявлено об очередной олимпиаде, когда во весь рост встал перед нами вопрос чести коллектива на предстоящих соревнованиях, мириться с прогулами было нельзя, поэтому пришлось прибегнуть к некоторым мерам принудительного характера. Известно, что специфика оркестрового ансамбля состоит в том, что все партии разных музыкальных инструментов составляют как бы единый организм, единое целое. Каждая партия выполняет определенную специфическую функцию, и выпадение ее из общего ансамбля нарушает всю гармонию. Если одни музыканты аккуратно посещают занятия, а другие от случая к случаю, то первые успешнее продвигаются вперед. Поэтому даже в дни полного сбора музыкантов нет слаженности в игре оркестра, происходит как бы приглушение звучания отдельных партий, и общая гармония снова нарушается. Дирижер отлично это слышит и очень болезненно воспринимает такую игру оркестра.
