Вдовствующая императрица Александра Федоровна, супруга Николая I, дважды (в 1856–1857 и 1860 годах) останавливалась в Ницце для поправления здоровья. За ней следовал небольшой двор. А после того как король Виктор Эммануил III подписал договор, в соответствии с которым залив Вильфранш сделался российской военно-морской базой, жители Лазурного берега горячо приветствовали русских матросов и дарили им цветы, золотые кольца, а кое-кто и еще что-то поценнее. Но в итоге эта важная в стратегическом плане военно-морская база была утеряна Россией (не первая и не последняя потеря) и вместо русского флота там обосновалась американская флотилия.
С Ниццей связана судьба и другой русской императрицы — Марии Александровны, супруги Александра II. Ее первенец, цесаревич Николай был помолвлен с датской принцессой Дагмарой. 24 сентября 1864 года он писал: «Ближе знакомясь друг с другом, я с каждым днем более и более ее люблю… Конечно, найду в ней свое счастье…» Но судьба распорядилась иначе. Приехав в ноябре 1864 года в Ниццу, он почувствовал резкое обострение давней болезни, полученной от ушиба спины при падении с лошади еще 4 года назад. Состояние больного быстро ухудшалось. Императрицу врачи уверяли, что у сына ревматизм. Но это было смертельное заболевание. В Ниццу срочно приехали младший брат великого князя Александр и нареченная невеста. Николай Александрович, чувствуя приближающийся конец, собственными руками наложил десницу будущего Александра III на голову Марии Федоровны (так названа была при переходе в православие Дагмара) в самый час кончины 12 апреля 1865 года. Александр III и Мария Федоровна в честь умершего наследника назвали своего сына тоже Николаем. Николай II стал государем-мучеником.
Останки почившего были перевезены на фрегате «Александр Невский» в Кронштадт, но память о нем осталась в Ницце надолго. Улица вдоль виллы «Бермон», где скончался цесаревич, названа «Бульваром Цесаревича». Рядом с виллой в 1912 году возник Русский православный кафедральный собор Св. Николая (архитектор Преображенский). Собор построен в стиле нарышкинского барокко. Внутренний декор и иконостас принадлежит кисти Леонида Пьяновского. В крипте собора находится Музей русской колонии в Ницце. Много личных вещей императора Александра II, в том числе рубашка, которая была на нем в момент покушения, стоившего ему жизни. Русские эмигранты первой волны отдали музею многие бесценные реликвии.
Сразу за собором расположена Мемориальная часовня великого князя-наследника. Раз в году, в день смерти Николая Александровича, здесь проходит торжественная поминальная служба.
Императрице Марии Федоровне тоже пришлось испытать немало горя и несчастий на русской земле. Покидая Россию, 25 апреля 1919 года она сделала в своем дневнике следующую запись: «Смерть Никсы 54 года назад… Незабвенный Никса до последнего вздоха держал мою руку в своей руке…»
И последняя царская история, связанная с Александром II. Тайный роман императора с 18-летней княжной Катенькой Долгоруковой (32 года разницы!). Супруга Мария Александровна, конечно, очень переживала из-за этого, тем более что это был не краткий роман, а длительный, для нее бесконечный. Императрица рожала детей, теряла здоровье и испытывала потрясения из-за измены супруга. Она часто выезжала на Ривьеру. Жила в Сан-Ремо, занималась благотворительностью. Фрейлина двора Анна Тютчева, дочь поэта, писала, что Мария Александровна — императрица-страдалица, а император Александр II — тиран и самодержец. Тиран не тиран, но именно он отменил крепостное право в России и провел необходимые реформы. А Катенька (Катрин, как он ее звал) была его истинной любовью, сохранилось более тысячи писем, которыми обменивались император и его возлюбленная («моя восхитительная фея», — писал он ей).
Спустя 40 дней после смерти в мае 1880 года Марии Александровны, Александр II тайно женился на Екатерине Долгорукой и узаконил их троих детей, предоставил княжеский титул и фамилию — Юрьевские. После гибели императора княгиня Юрьевская покинула Россию, жила в Ницце, где она купила виллу «Жорж», в отелях Парижа и Берлина, жила, разумеется, безбедно (Александр II позаботился о ней) и представляла из себя свергнутую императрицу. Появлялась она и в России. Однажды Александр III, недовольный ее образом жизни, сказал ей: «На вашем месте, вместо того чтобы давать балы, я бы заперся в монастыре». После этой фразы Юрьевская больше не приезжала в Россию. Она умерла 15 февраля 1922 года. Кто-то из журналистов сказал: «Жизнь княгини Юрьевской в истории России была как айсберг, половина которого — тайна».
У Николая Заболоцкого есть стихотворение «У гробницы Данте»:
Так бей, звонарь, в свои колокола!
Не забывай, что мир в кровавой пене!
Я пожелал покоиться в Равенне,
Но и Равенна мне не помогла.
Но то итальянец Данте и Равенна, а как жили и упокоились другие русские, не царской крови? В середине XIX века, после того как стал ходить прямой поезд Санкт-Петербург, — Ницца, город в заливе Ангелов, стал называться «зимней столицей» российского царствующего дома. За знатью потянулись и другие обеспеченные люди, кто мог позволить себе холодной русской зимой понежиться под лучами южного солнца.
Мария Башкирцева, художница и мемуаристка, писала: «Я люблю Ниццу; Ницца — моя родина, в Ницце я выросла, Ницца дала мне здоровье, свежие краски. Там так хорошо!.. небо, море, горы…» Картины Марии Башкирцевой украшают Музей искусств Ниццы, а одна из улиц носит ее имя. В разные годы здесь жили Гоголь, Герцен, Достоевский, Чехов (Антон Павлович 5 раз совершал поездки в Ниццу, четыре зимы останавливался в русском пансионе на улице Гуно, в квартале композиторов, в отеле «Оазис», где и создал свою пьесу «Три сестры»); еще Бунин, Георгий Адамович, Марк Алданов… Великие революционеры освятили своим посещением Ниццу — Ленин и Плеханов. В отеле «Негреско» останавливался знаменитый пианист Артур Рубинштейн. Однажды на одном из его концертов кто-то из богатых зрителей возмутился: «Какие пальцы! А какой фигней занимается!»
Русская Ницца. В 1911 году русская колония в Ницце насчитывала более 3 тысяч человек. Одна из главных улиц называется Кронштадтской.
В рассказе «Генрих» из бунинских «Темных аллей» герой с насквозь промерзшего Белорусского вокзала едет на Лазурный берег: «А дальше уже вольный, все ускоряющийся бег поезда вниз, вниз и все мягче, все теплее бьющий из темноты в открытые окна ветер Ломбардской равнины, усеянной вдали ласковыми огнями. И перед вечером следующего, совсем летнего дня — вокзал Ниццы. Он… думал о том, что в Москве теперь двадцать градусов мороза…»
