В 1923 г. Ханжонкову пришло приглашение из Советского Союза организовать и возглавить производственный отдел акционерного общества «Русфильм». Чтобы вернуться на родину, Александр Алексеевич разрушил семью – его жена и сын остались в Праге – и с дочерью Ниной уехал в Москву. «Русфильм» почти сразу же после приезда Ханжонкова перестал существовать, и его пригласили возглавить кинофабрику «Пролеткино», которая мало того, что оказалась нежизнеспособной, но и привела бывшего кинопредпринимателя на скамью подсудимых по обвинению в финансовых злоупотреблениях. За недоказанностью вины его освободили, лишив избирательного права. Больше устроиться на работу прикованному к инвалидной коляске Ханжонкову не удалось. В 1925 г. он со своей дочерью и новой женой Верой Дмитриевной Поповой переехал в Киев, надеясь найти там работу. Но работы никто не давал, состояние здоровья все ухудшалось, и семья отправилась в Ялту. Здесь, в коммунальной квартире, Александр Ханжонков начал писать, вернее, диктовать жене, подвергшейся чистке как классово чуждый элемент, заметки об организации кинодела в России. Вышедшая в 1937 г. книга «Первые годы русской кинематографии» была признана ценным методическим пособием для студентов ВГИКа. Но это было позднее, а в начале 30-х гг. человек, создавший русское кино, подвергался жестокой критике в советской печати, даже существовали такие ярлыки, как «вульгарная интимная психологическая драма ханжонковского образца», «убогая по содержанию картина на национальную тему ханжонковского типа». Но нашлись люди, которые отстояли творческое наследие и доброе имя бывшего кинопредпринимателя, а в начале 1930-х гг. – фактически нищего безработного. Это были видные деятели кино и театра того времени. Ханжонков был восстановлен в праве голоса, ему назначили персональную пенсию союзного значения и дали отдельную квартиру. Воспрянувший духом Александр Алексеевич продолжал писать свои мемуары, на этот раз посвященные звездам дореволюционного кино.
В начале Великой Отечественной войны, в 1941 г. Ялта была оккупирована немцами. Зимой 1943 г. в берлинском еженедельнике «Слово» вышли две статьи, посвященные Ханжонкову, в которых его называют отцом русской кинопромышленности.
Александр Алексеевич дожил до Дня Победы. Неполных 5 месяцев спустя, 26 сентября 1945 г., в возрасте 68 лет родоначальник русского кино скончался. В 1956 г. фильмы Ханжонкова были впервые показаны по советскому телевидению. В этом же году на родину вернулся его сын Николай.
Так получилось, что судьба Александра Ханжонкова в точности повторила судьбу русского кино: они переживали одни и те же взлеты и падения, им поклонялись и их травили, забывали и вспоминали вновь. Сегодня, к сожалению, имя родоначальника русского кинематографа известно далеко не всем, в основном – деятелям искусства и истинным ценителям русского кино.
Цветаева Марина Ивановна
(род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.)
Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А.С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В.Я. Брюсове, М.А. Волошине, Б.Л. Пастернаке и других поэтах.
Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около Патриарших прудов вышла невысокая круглолицая гимназистка. Она пересекла Тверской бульвар и направилась в типографию Мамонтова. В руках у нее была внушительная пачка исписанных листов со стихами, в душе – дерзость и нерешительность. В этот ничем не примечательный день 18-летняя Марина Цветаева постучала в двери русской литературы.
Будущая поэтесса родилась 26 сентября 1892 г. в семье ученого-филолога, основателя знаменитого Музея изобразительных искусств на Волхонке Ивана Владимировича Цветаева. Ее «счастливая и невозвратимая пора детства» была связана с рождественскими елками, с первыми книгами и рассказами матери, Марии Александровны. Летние «золотые деньки» Марины и ее младшей сестры Анастасии протекали в старинном городке Тарусе на Оке. Осенью 1902 г. мать заболела чахоткой, и семья уехала за границу, так как здоровье больной требовало мягкого климата.
Мария Александровна лечилась в Италии, Швейцарии и Германии, девочки учились в католических пансионах, а отец разрывался между Москвой и заграницей. Тоска полусиротства чередовалась с переживаниями от недолговечных привязанностей, перемен мест и незабываемых впечатлений от сказочной природы, которая их окружала. Слишком рано познала юная Цветаева одиночество на людях – этот парадокс жизни, раздвоивший ее душу.
В 1905 г. решено было ехать в Ялту. Год, прожитый в Крыму, принес Марине детское увлечение революционной героикой – у всех на устах было имя лейтенанта Шмидта; среди новых знакомых оказались радикально настроенные молодые люди. Но новые впечатления вскоре сменились безутешным горем: так и не выздоровевшая мать, которую летом 1906 г. привезли в Тарусу, скончалась там 5 июля.
Осенью Марина по собственной воле пошла в интернат при московской частной гимназии Алферовой, предпочтя целый год жить среди чужих людей. В это время она беспорядочно читала книги и жила жизнью их героев, исторических и вымышленных, реальных и литературных, одинаково переживая за всех. Особенно она восхищалась личностью Наполеона и собирала все, что с ним было связано. Из-за Наполеона 16-летняя Цветаева самостоятельно поехала в Париж, где прослушала в Сорбонне курс по старинной французской литературе. Она уже писала стихи и рассказы, вела дневники.
В жизни Марина была диковата и дерзка, застенчива и конфликтна. Не уживалась в гимназиях и меняла их: за пять лет – три. Замкнутая в себе, она была неотступно влекома жаждой узнать мир, и в первую очередь – литературный. Юная Цветаева посещала издательство «Мусагет», где царил Андрей Белый с его «ритмистами», вслушивалась в непонятные ей литературные споры. Ее интересовала и одновременно отталкивала личность и поэзия Валерия Брюсова. И вероятно, в ее детской гордой и робкой душе постепенно созревал честолюбивый замысел: войти в этот малознакомый, но влекущий мир – со своим миром, своим словом, рассказать другим то, что она пережила.
И молодая женщина собрала стопку стихов – исповедь души за последние два года, отнесла в типографию, заплатила за печатание пятисот экземпляров и через месяц уже держала в руках довольно объемистую книжку в картонной обложке под названием «Вечерний альбом».
Итак, она вступила на путь, откуда ход назад был невозможен. Марина послала свою книгу В. Брюсову, М. Волошину и А. Белому. Это была большая смелость: отправить полудетские стихи Брюсову с просьбой «посмотреть». Но в ее первых, наивных, «невзрослых стихах» уже чувствовалось проявление той романтической «диалектики души», что не покинет Цветаеву до конца дней.
