Любое наблюдение, чтобы оно не прошло бесследно, должно сопровождаться какими-то выводами. Первым выводом, который я для себя сделал в данном случае, был вывод о невозможности категоричных суждений. Надо всегда взвешивать все «за» и «против», все «да» и «нет». Однозначных ответов в нашем мире не существует, как не существует, впрочем, и однозначных проблем.
По фильмам я представлял Чикаго тёмным грязным городом. Но один приятель мне перед отъездом сказал: «Будет возможность, обязательно посети Чикаго, это один из красивейших городов Америки». И когда я туда попал, убедился, что мой друг абсолютно прав. Это изумительнейший по своей красоте город. Там есть множество уникальных музеев, удивительная архитектура, которая совершенно не похожа на пейзаж Нью-Йорка. Она сочетает в себе романтический и современный стили. Всё это придаёт городу своеобразный шарм. Я уж не говорю о такой жемчужине, как озеро Мичиган. Вода в нём чистейшая, поразительно голубая.
Американцы бережно относятся ко всему, что даёт им природа. Чтобы в это озеро не попадала загрязнённая вода — не говоря уже о нечистотах, — они ещё в начале века изменили русло реки, которая впадала в озеро. Меня поразило это техническое решение. Это была не та Америка, которую нам всегда преподносили как язву общества.
Это была моя третья поездка в Штаты, но самая продолжительная и наиболее познавательная с точки зрения знакомства с бытом американцев. Мы полетели в Штаты сразу после известных событий августа 1991 года, ГКЧП чуть было не сорвал наши планы. До этого, в 1989 году, мы, направляясь в Канаду (Абодсдорф), делали посадку на Аляске в Элмендорфе, где нам оказал тёплый приём трёхзвёздный генерал ВВС Томас Мак-Киноли и его подчинённые. Контраст между Чукоткой и Аляской был ошеломляющим. Непролазная дорожная грязь, бараки — и зелёные газоны и аккуратные коттеджи. Обе поездки были связаны с шоу на МиГ-29. Наш небольшой отряд состоял из двух истребителей — МиГ-29 и МиГ-29УБ (спарка) и транспортного самолёта Ил-76 для инженерно-технического состава.
В этой поездке в 1991 году я обрёл новых друзей среди американских лётчиков. Я близко подружился с Кевином Дуайером и его семьёй — женой Мэри, сыновьями Келли и Кевином. Кевин — образец американского стиля, он как будто сошёл с обложки дорогого иллюстрированного журнала. Во всём его облике сквозит уверенность, он красив и телом и душой. Для меня он стал воплощением типичного американца. Так же красива и обаятельна его жена, обладающая к тому же тонким колоритным юмором. И я рад, что такой прекрасный лётчик, шеф-пилот «Дженерал Дайнэмикс», стал моим другом.
Второй человек, с которым я познакомился в Америке, — Терри Стилсен, крупный бизнесмен, президент компании «Белл». Мы с ним тоже подружились. Терри, хоть и является крупным бизнесменом, с необыкновенной жадностью ловит каждый полёт, летает на современных самолётах. Мне нравится его прекрасная семья. У него очаровательная жена Марти, сын Майк пошёл по стопам отца и тоже стал лётчиком. Помню, как радовался Терри, когда Майк вылетел в первый раз на F-16. Майк отличный парень, улыбчивый, воспитанный, типичный представитель современной американской молодёжи.
У меня сложились очень близкие отношения с Бенджамином Ламбетом. Это удивительный человек. В своё время он работал в разведке США, в настоящее время служит в компании, которая занимается изучением концептуальных вопросов военной политики Соединённых Штагов в различных регионах мира, и является одним из лучших специалистов по Восточной Европе. Поначалу он отнёсся к нам довольно скептически, но потом его неплохое знание русского языка помогло нашему общению, и мы стали лучше понимать друг друга. Мы общались и семьями, и по мере знакомства этот оттенок «холодной войны» постепенно улетучивался. Он искренне стремился лучше понять нашу политическую систему, истоки и причины трансформации нашего общества. Его интересовало развитие нашей авиационной промышленности. Многое из того, что он узнавал, очевидно, давало ему новое понимание тех вопросов, которые он разрабатывал. Но и мы были заинтересованы в том, чтобы его оценка была более объективной. Этой объективности способствовало наше тесное общение. В этом вопросе мы нашли полное взаимопонимание, хотя иногда крепко спорили. Но общение с Бенджамином мне всегда доставляло удовольствие. Кстати, именно с него началось моё знакомство с Америкой и американцами.
Его отец воевал в Корее и был взят нами в плен. В плену научился говорить по-русски, и именно он привил Бену стремление к изучению русского языка, что помогло ему в профессиональной работе. Мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения. И моя семья всегда рада принять в Москве и Бена, и Кевина, и Терри.
Там, в Америке, я обрёл ещё одного близкого друга — Дона Мадонну, который, к сожалению, позже погиб. Он воевал во Вьетнаме, потом был начальником школы лётчиков-испытателей. Это был необыкновенно красивый парень. Меня в нём подкупало стремление никогда не расставаться со штурвалом. Я слетал с ним, к сожалению, всего один раз на спортивном самолёте, и то тайком, когда был в Калифорнии. Спустя месяц после нашего полёта на этом самолёте разбился его сын. Это была тяжёлая утрата, и я видел, как её переживали Дон и его жена. Вообще над его семьёй витал какой-то злой рок. Дон, прошедший Вьетнам и лётно-испытательную работу, погиб, перегоняя старую технику на аэродром. Как поётся в песне, «не дотянул совсем немного, не дотянул он до посадочных огней». Для меня это была очень тяжёлая потеря. Я потерял многих своих друзей, но эту потерю я переживал особенно остро. Может быть, потому, что Дон был другом из Америки и гибель его произошла неожиданно. Казалось, что самые рискованные дни остались у него за спиной…
Дон Мадонна был моим содокладчиком на международном конгрессе лётчиков-испытателей, проходившем в Лос-Анджелесе. Для советского времени эта поездка была совершенно необъяснимой. Меня с Григорием Александровичем Седовым, патриархом нашего лётно-испытательного ремесла и основателем микояновской лётной школы, отправили туда совершенно одних. Впервые на таком мероприятии делал доклад советский лётчик, и этой чести был удостоен я, что мне и сегодня приятно. Дон перевёл мой доклад с юмором и когда мне пришлось отвечать на многочисленные вопросы, я постарался выдержать его тон и манеру. Мне кажется, что всё прошло удачно, потому что по регламенту на ответы отводилось не более 3-5 минут, меня же не отпускали около 40. При этом в зале царило оживление, мне задавали много интересных вопросов и живо реагировали на мои ответы, дружно смеясь моим шуткам. Американцы вообще любят и ценят юмор. Ведущий сопредседатель вынужден был волевым решением закончить моё выступление. А когда мы с ним остались вдвоём, извиняясь, сказал:
