Помню, как я тонул в море, потому что пришла большая волна и унесла меня.
А еще помню мириады светлячков и огромных фиолетово-черных элегантных махаонов.
А потом моя жизнь круто изменилась. Моя мама, Нина Петровна, развелась с отцом, второй раз вышла замуж. Вместе с отчимом мы переехали на его родину, в Нанайский район Хабаровского края.
Отчим, Анатолий Петрович, был большой шутник, и когда мы плыли из Хабаровска на пароходе вниз по Амуру и наблюдали красивые, но дикие и пустынные берега, он сообщил нам, что ни света, ни тем более телевизора в поселке нет. Есть только радио. Так он решил подготовить нас с мамой к знакомству с новой деревенской жизнью.
Все оказалось не так ужасно, свет в поселке был, был и телевизор. И мы стали жить в старом деревенском домике мамы отчима, в котором когда-то размещался штаб то ли самого Сергея Лазо, то ли еще каких красных партизан, боровшихся с белогвардейцами. Дом с той поры не ремонтировался, я как-то рассыпал монеты и потом не нашел ни одной – все они укатились в щели в полу.
В Находке отчим был моряком, а переселившись в Троицкое, стал бульдозеристом. Я никогда не забуду нашу первую засушливую осень 1976 года, когда вся тайга вокруг поселка была охвачена кольцом пожаров. Отчим каждый день уезжал на бульдозере в леса делать заградительные полосы от огня. Очень скоро стихия стала захватывать и близлежащие мелкие деревушки, некоторые из них сгорели вместе с людьми и животными.
Тогда я узнал, что такое «пал». По-таежному это значит – пожар, который из-за сильного ветра идет с огромной скоростью по верхушкам деревьев. Такой природный напалм мгновенно перелетает через дороги и заграждения, которыми люди пытаются защитить деревни, и поэтому той осенью было много жертв. Люди просто не успевали среагировать и оказывались в смертельном кольце. Сила огня и жар были такие, что после пожара выгорал даже дерн на глубину пятнадцать-двадцать сантиметров. Все, что оставалось от домашних животных, больше напоминало силуэты на выжженной и испепеленной земле, эдакий трафарет-погост.
Однажды мы проснулись от зарева, которое полыхало совсем близко, и, наспех похватав одежду и документы, выскочили из дома. Все соседи были уже на улице. Горел лесозавод в черте поселка, в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Тогда пожарным удалось отбить поселок у огня, скорее всего, потому, что успокоился ветер. И под утро мы вернулись домой.
В общем, начало нашей жизни в Нанайском районе было нескучным. В ту осень мне даже довелось увидеть редчайший для тех мест ураган, когда в воздухе летали поднятые с дороги галька и гравий. Как раз перед этим событием мы с отчимом вышли из его родительского дома и направились с чемоданами пешком в наше первое съемное жилье. Ураган нас застиг на полдороге, но надо было дойти. Я до сих пор помню это сюрреалистическое зрелище, когда летающие камни ударяются друг о друга и высекают мелкие искорки.
На берегу Амура, я (слева) с другом и одноклассником Женькой Михайловым
Читатель, вероятно, уже приготовился к нескольким главам жизнеописания «сурового и неказистого» быта героя. Иногда авторы прибегают к такому приему, чтобы читателю стало понятно, как ковался характер, чтобы ясно видна была народная сущность главного действующего лица. Дескать, был такой же, как все, коровам хвосты крутил и в кирзачах и фуфайке бегал, но хорошо учился, был прилежным, упорным…
…И вот повезло, парень от сохи и из богом забытого края стал бизнесменом. Людям ведь хочется понять главное: в чем секрет успеха, из каких элементов он состоит и как его можно применить для себя.
Ничего особо героического или выдающегося в своем детстве я не вижу, но ряд особенностей точно был.
Чтобы ребенок состоялся, с ним рядом должен быть кто-то авторитетный, значимый, тот, кто будет восторгаться поступками маленького человека и одобрять их, какими бы порой неуклюжими и неумелыми они ни были. Должен быть кто-то, кто скажет мальчишке, что он – может, что у него все хорошо получается и что иногда он даже лучше всех.
Таким «бодрителем» для меня была и остается моя мама.
Легко восторгаться первыми шагами годовалого младенца, гораздо труднее найти в себе силы искренне похвалить десятилетнего подростка за то, что он сделал какую-то поделку, деревянную ложку, и раскрасил ее «под хохлому», хотя и извел весь флакон твоего дефицитного лака для ногтей.
У мамы получалось искренне хвалить и поощрять большинство моих действий и начинаний. Хотя, конечно, я отлично помню, как загубил в результате своих «опытов» пылесос и чуть позже – стиральную машину. За сожженный телевизор, правда, отчим выдрал меня ремнем, но, несомненно, этот эксперимент был неудачным, и здесь уж признаю свою вину всецело.
Мама
Теперь-то я понимаю, что при тогдашнем материальном положении маленький экспериментатор, испепеляющий все, за что брался, заслуживал и большего наказания. Но мама все равно меня хвалила за малейший успех. И уже очень скоро я научился многим вещам. Лет с двенадцати я уже сам паял и чинил розетки и телевизор, в основном пропаивал вечно отходящие держатели для радиоламп, что было частым дефектом в советских телевизорах.
Лет в четырнадцать я самостоятельно сложил нормальную трехколодцевую печь из кирпича. Как я это сделал? Прочитал в библиотеке две книги про то, как класть печки. И как раз у соседей настоящий мастер возводил печь. Я бегал к ним, глядел, как он делает каждый «венец», ряд кирпичей, и копировал у себя. Настоящие мастера работают неспешно, да вдобавок выпивают, и у меня было достаточно времени, чтобы делать свою печку. Мало того, я еще и улучшал технологию, руководствуясь книжными знаниями. Например, нарезал ножницами шнуровой асбест в глиняный раствор, чтобы кладка крепче держалась и не трескалась. Крайне эффективный способ. Через много лет, когда мы делали денежное хранилище в одном из банков, где я работал, в бетон мы добавляли рубленый на проволочки стальной трос. Вот он какой оказался, путь из печников в банкиры.
Примерно в то же самое время я самозахватом присвоил небольшой участок земли, недалеко от нашего дома, и самостоятельно построил там гараж. Бревна таскал с берега Амура, их туда вдоволь прибивает рекой во время разливов. Строил гараж очень просто. Засмолил в гудроне концы у четырех бревен, вкопал их вертикально по углам будущего строения. Потом прибил поперечины. Дело встало за досками. Их просто так найти было нереально, пришлось покупать на мамины деньги. Как сейчас помню, за три рубля я купил целых три кубометра горбыля. Его обычно продавали на дрова как отходы с лесозавода. Ну, а я купил для стройки. И за несколько дней сколотил добротный гараж-мастерскую.
Но просто крыши над головой и места для «творчества» мне было мало, мне нужны были электричество и станки.
Рядом с моим сооружением из горбыля было уже много других гаражей, сделанных взрослыми. Но никто из них как-то не решился или не догадался провести в гараж свет. В целом так чаще всего и бывает, большинство живет по старинке или по шаблону. У всех света нет – и у меня не будет.
Я провел электролинию от своего дома до гаража. Тогда соседи впервые написали на меня жалобу в пожарную охрану и еще куда-то. Приходили дядьки и проверяли мою электрику. Но придраться не смогли, сделал я все вполне качественно, на том меня и оставили в покое.
Вот что творит сила одобрения и похвалы. Четырнадцатилетний пацан гаражи строит, печки делает и телевизоры чинит.
Пожалуй, это один из важнейших принципов формирования успешного человека. Об этом стоит помнить, когда мы общаемся со своими близкими, детьми или коллегами по работе, да и просто со случайными людьми на улице или в магазине. Надо постоянно думать: на что и каким образом мы мотивируем людей.
Похвала говорит: ты можешь, ты справишься.
Критика останавливает и делает даже способного человека неуклюжим неумехой.
Принцип номер два – давать свободу.
Мне в этом смысле опять повезло. Даже, вероятно, с самим переездом в Нанайский район. Ведь бескрайняя природа и совсем малое количество людей располагают тебя к ощущению свободы. Чуть отъехал от поселка – и все, глухомань, ни души. Счастье – найти хоть какие-то следы другого человека. Недаром староверы, да и многие несогласные с общими устоями люди частенько подавались в тайгу. Может, оттого что много несвободы и угнетения было в России, мы и размахнулись так широко – на два континента, уходя все дальше и дальше от властей в поисках земли обетованной, где человек человеку друг.
Родители мне давали свободу практически во всем. У отчима, как и у большинства жителей нашего поселка, была моторная лодка. Как-то летом мать и отчим уехали на несколько дней в Хабаровск. Мне было тогда всего тринадцать лет. Я решил воспользоваться ситуацией, и с еще тремя моими друзьями мы спустили лодку, с трудом дотащили на берег мотор и поплыли. У нас был четкий план: мы хотели по Амуру дойти до устья большой горной реки Анюй. План был неплох, так как мы предусмотрительно решили плыть вверх по течению. Мы понимали, что у нас, неопытных судоходов, может что-то случиться с мотором, и тогда мы сможем вернуться назад, просто сплавляясь вниз по течению на веслах.
