фиксирующего телескопа.
Репортёр растерянно глянул на здание за спиной и переложил микрофон из руки в руку:
– Параметры движения объектов приводят здесь всех в замешательство. Пресса с утра пестрит безумными прогнозами и предположениями. Реакция Белого дома пока неизвестна. У здания Пентагона с утра собираются пикеты. Мы продолжаем следить за развитием ситуации…
Бородач замер с пивом у рта:
– Какого чёрта долбаным пришельцам здесь надо? Хватает и проклятых поляков. Работу последнее время и так хрен сыщешь!
Кафе тревожно забурлило.
– Это знак! – уверенно обратился ко мне официант. – Это посланцы божие!
Он встревожено посмотрел на свои руки:
– Грядёт Царство небесное, вот увидите!
– Кара небесная! – продолжил нагнетать бородач. – Ангелы ада приближаются, чтобы схватить за яйца проклятых барыг с Уолл-стрит. Страшный суд грядёт, вот что это такое! – он, наконец, отхлебнул и вернулся к еде.
– Страшный суд для тебя настанет, если ты не прекратишь пугать посетителей, Дуг, – бармен переключил канал. – К чёрту это дерьмо!
Я докончил омлёт, расплатился и вышёл.
Миновав толпу туристов и перевалив в районе 90-х улиц через холмы Риверсайд-Парка, я выкатился к кампусу Колумбийского университета. Старые здания кампуса увиты плющом. «Лига плюща». Обсерватория на крыше физического факультета.
Я бросил велик на газон, чтобы сделать пару снимков величественного здания из тёмного кирпича.
Здесь расщепляли атом в рамках «Манхэттенского проекта». Здесь на факультете был открыт дейтерий. Здесь же в подвале собрали первый циклотрон. Энрико Ферми, бежавший с семьёй из фашистской Италии, обрёл здесь пристанище и лабораторию.
Стеклянная дверь пикнула. Из здания вышли двое взлохмаченных в потёртых пиджаках: постарше и помоложе. Помоложе держал в руках большую чашку кофе.
– Ты спектрограммы видел? – он вынул из-за уха карандаш и поболтал им в чашке. – Об этих снимках с утра все телеканалы трубят.
– Я их видел ещё неделю назад, поверь, – ответил тот, что постарше. – НАСА не хочет огласки. Представь, что здесь может начаться.
Перекидываясь короткими фразами, они быстро скрылись за углом.
Я попытался догнать, но они растворились в пестроте студенческого кафетерия. Народ, перекусывая, готовился к лекциям. В углу средь книг и тетрадей томилась парочка в разноцветных кедах.
– Ты меня любишь? – вопрошала курчавая студентка с пёстрыми верёвочными феньками на руках.
– Угу, – не отрывая головы от записей, отвечал кучерявый очкарик в толстом свитере.
– Если они прилетят, ты меня спасёшь? – продолжала допытываться она.
– Господи! Да это, может быть, будет самый счастливый день для всего человечества! – он приподнял, наконец, шевелюру над бумагами. – Что если они несут нам новые знания? Технологии. Лекарство от рака. Доступ в галактический интернет! – он склонил голову над ноутбуком и нажал пару клавиш.
– А что если они летят, чтобы всех убить и высосать наши мозги? – она с тревогой положила подбородочек на кулачки. – Прилетят и направят на нас лучи. И все мы станем делать страшные глупости. Ты станешь целоваться с Бекки Лиз или с Даниэлой.
– Я не стану целоваться с Бекки Лиз. Хотя… – его взгляд слегка затуманился, но он быстро спохватился. – Прекрати! Нам несут свет знаний. Иначе стоило бы вообще тащиться через всю галактику. Власти наверняка в курсе. Всё под контролем.
– Почему они скрывают от нас правду? – она пододвинулась к нему поближе.
Я допил кофе и вернулся на Бродвей.
Солнце зашло за частокол зданий. Серое облако повисло над парком. Все эти тревожные слухи слегка выбивали из колеи.
Пора было посмотреть что-нибудь действительно стоящее.
Глава 3. Нью-Йорк. Центральный парк
– Хийа! – раздалось вдруг где-то сбоку, и мощный удар обрушился на светофорный столб на углу 101-й улицы.
Опустив ногу, шустрый азиат пружинисто присел, выпрыгнул вверх и пнул столб ещё раз.
Не достигнув результатов, он принялся обрабатывать железину ногами и руками, и потом навалился на неё всем телом. Мимо медленно проехал полицейский кэб.
Наконец, загорелся зелёный. Все двинули на другую сторону – ко входу в парк. Азиат бросил разборки со столбом до завтра и, воткнув в уши музыку, потрусил вперёд всех. Спешившись, я вёл велик за руль.
Дорожки Центрального парка кружат и плутают. Вы всё время меняете стороны света, постоянно путая и ошибаясь – с этой стороны Ист-Сайд или это Вест-Сайд?
Бегущих здесь больше, чем просто гуляющих. Сразу же хочется бросить всё и бежать. Впрочем, такое ощущение подстерегает повсюду. Город бежит!
Бегут навстречу. Догоняют и обгоняют. Бегут по мостам. Вдоль набережных. По паркам и авеню. Бегут на юг, север, восток и запад.
Тонус, мышцы и фигура: «Who do you think you are, bitch!». Мышечная память первопроходцев. Человек, шедший перед вами по улице, вдруг отпрыгивает в сторону, повисает на случайной железке в стене, чтобы двадцать раз поднять своё тело. Он сделал это здесь в первый раз, повинуясь инстинкту, или это ритуал по пути на работу?
Любое место без церемоний может стать на пару минут спортзалом. Сплошь и рядом можно обнаружить людей, подпирающих стены, пытающихся сдвинуть столбы, светофоры или колонны на станциях метро. Дай волю, они разломают город в минуту.
Вот кто-то в подземке в восемь утра, словно Мюнхгаузен, вытаскивающий себя за волосы, упираясь ногами в пол, пытается приподнять кресло, на котором сидит. Мартышкин труд, наконец, работает! Клерк повис на поручне в тщетных попытках выдрать его с корнем. Старушка, словно восставший атлант, выкорчёвывает телефонную будку на платформе, уперевшись двумя руками в свод козырька.
В ходу любая свободная минута. Нет времени на ланч – ломай стены в офисе!
На входе в парк огромный чёрный мускулистый гигант, привязав себя крепким жгутом к скамейке, распластавшись над землёй, словно бурлак, с пронзительным шипением последних усилий тщетно пытается тащить её прочь.
Парк между Пятой и Восьмой авеню здесь заложили ещё в середине девятнадцатого века. Население быстро росло. Гулять по кладбищам можно, но страшно. Нужен парк!
Традицию бить парки в центре города завещала Европа. Если уж океан пересекли – должно быть, значит, всё с особым размахом. Утереть нос Старому Свету – извечная национальная потребность.
Когда в начале нового века стали модернизировать – тоннель под парком заложили сразу в проект. Дорога сквозь парк для машин была в проекте тоже. Густой кустарник по всему парку, скрывающий технические коммуникации, был запланирован тогда же. Жителей с территории за компенсацию переселили, а поселения снесли.
Мостки. Лужайки. Аллеи. Искусственные озёра полны живых уток. Замки. Музеи. Зоопарк. Некоторые получают осложнения и бронхит, днями валяясь на траве, в попытках сделать удачный кадр в глубинах парка, где гнездятся сотни видов птиц. Все работы в парке выполняют только волонтёры. Просто выбери прямо на сайте, чем можешь помочь и приходи.
Вопреки киноштампам Центральный парк по статистике самое безопасное место в городе. Впрочем, ночью опасно везде. Любой мегаполис набит психами.
Изъездив глухие тропки и поляны, я заблудился наконец совсем, уперевшись в тихий угол с потемневшим монументом.
С постамента взирал уроженец городка Ном. Застывший лик, окрашенный вековой патиной. Легендарный герой, спасший детей от гибели. Его взгляд был преисполнен мужественной решимости. Не каждый способен возглавить трудную экспедицию в ледяном заполярье и доставить сыворотку для больных в срок. Газеты быстро разнесли драматическую историю, и спасатель проснулся национальным символом. Предприимчивые компании стали тиражировать узнаваемый образ, организовали тур по стране, но когда ажиотаж утих, оказалось, что герой забыт и заброшен, пробивается выступлениями в небольшом театрике и даже временами получает от хозяев заведения раздражённую взбучку.
Возмущенные граждане, узнав об этом, начали сбор денег. Выкупить контракт у жестоких владельцев! Даровать свободу несчастному артисту, имя которого уже знал весь мир. Героя тут же нашли, обогрели и приласкали. Легендарный пёс Балто переехал в Кливленд на тёплую квартирку и полное обеспечение. Непыльная работёнка – творческие встречи с детьми и домохозяйками, волнующие воспоминания о нелёгкой холодной дороге.
Над парком пролетел полицейский вертолёт. Дунул лёгкий ветерок.
Слегка отдохнув,
