Свидетельство, использованное Адольфом вместо туалетной бумаги 11 февраля 1905 г., было не просто «не из лучших», а хуже некуда. Его успехи в немецком, французском языке, математике и стенографии были отмечены оценкой «неудовлетворительно». Кроме рисования и физкультуры, где он получил «отлично» и «превосходно», остальные оценки были удовлетворительные.
В училище, где в 1904–1905 гг. немецкий язык преподавал еврей Роберт Зигфрид Нагель, успехи Адольфа, который не имеет оснований жаловаться на условия, после первоначального застоя улучшаются. Только по физике (профессор Бернхард Бача) они ухудшаются; по химии (Бача) остаются стабильно слабыми; по рисованию (проф. Эмиль Хайтум) и физкультуре (директор Алоиз Лебеда) оценки отличные. Гитлера это, очевидно, удовлетворяет. Только за первое полугодие у него 30 дней пропусков «без уважительных причин». 3 марта 1942 г. Гитлер рассказывает своим гостям в ставке «Вольфсшанце» в полном соответствии со своими воспоминаниями в «Майн кампф»: «В целом я учил не более 10 процентов от того, что учили другие. Я всегда очень быстро справлялся с домашними заданиями. Однако в истории я разбирался хорошо. Часто мне было жалко своих одноклассников. "Пойдем играть?" — "Нет, мне еще заниматься надо!" Они готовятся к экзаменам. Они сдают их! И как же они потом разочаровываются, когда приходит человек без подготовки и тоже справляется с этим. "Как же так! Ведь мы же готовились!" Господи, одному это дано, а другому нет».
В Штайре Гитлер остается таким же строптивым и упрямым, как и в Линце. В ночь с 8 на 9 января 1942 г. он вспоминал: «Если бы не пара преподавателей… которые вступились за меня, мне бы плохо пришлось… Один из наших профессоров (Кениг, который преподавал Гитлеру французский язык. — Прим. автора)… был в свое время инспектором по паровым котлам… При взрыве у него отнялась речь, и он не все мог выговорить. Когда мы пришли к нему на урок, я сел за первую парту. Он начал перекличку. Когда он дошел до меня, я даже не пошевелился, а только смотрел на него. Он поднял меня и спросил, в чем дело. "Меня зовут не Итлер, господин профессор, а Гитлер!" Он не мог выговаривать "г"». И все же Кениг ставит ему по французскому осенью 1905 г. уже не «неудовлетворительно», как в феврале, а «удовлетворительно». 16 сентября 1905 г. Гитлер получает следующие заключительные оценки: поведение — «удовлетворительно», прилежание — «удовлетворительно», религия — «удовлетворительно», математика — «удовлетворительно», химия и физика — «удовлетворительно», геометрия и начертательная геометрия — «удовлетворительно» (после повторного экзамена), рисование — «отлично», физкультура — «отлично», пение — «удовлетворительно». Учителя реального училища на протяжении всего года не перестают удивляться, почему такой отличный спортсмен, как Адольф Гитлер, который в детстве перенес всего лишь операцию на миндалинах и болел корью, выглядит таким «болезненным» и чувствует себя отверженным. Профессор Грегор Гольдбахер, преподававший ему геометрию, рассказал 29 января 1941 г., что Гитлер «видимо, вследствие смерти отца и… пребывания вдали от дома… вел себя тихо и подавленно» и что «молодой ученик чувствовал себя в то время неважно» и с трудом находил контакт с одноклассниками, будучи чужим в городе и в училище. Представление о том, как он выглядел в то время, может дать рисунок его одноклассника Штурмбергера, который изобразил его в профиль. На портрете мы видим слишком взрослого и слишком серьезного для пятнадцати лет худощавого молодого человека с покатым высоким лбом, длинным острым носом, выделяющимся подбородком и пронзительными глазами на аскетическом лице. Плохо причесанные волосы свисают справа налево на лоб. Описание внешности молодого Гитлера, которое дает Кубицек — «очень бледный, худосочный юноша… с горящим взглядом», — в целом совпадает с дилетантским рисунком Штурмбергера.
Несмотря на отвращение к школе, Адольф вынужден повиноваться матери и готовиться к получению аттестата зрелости. Во всяком случае, он дает ей такое обещание. Серьезность его намерений, однако, внушает большие сомнения. Тем не менее он уходит из училища осенью 1905 г. только из-за болезни.[61] Сам он рассказывает об этом так: «И тут мне на помощь пришла болезнь и всего за несколько недель определила мое будущее, ликвидировав постоянный источник споров в доме отца. Ввиду тяжелой легочной болезни врач настоятельно посоветовал матери… ни при каких обстоятельствах не отдавать меня на работу в контору. Посещение училища также следовало приостановить по крайней мере на год. То, на что я втайне так долго надеялся, из-за чего спорил, вдруг стало само собой реальностью… благодаря этому событию. Под впечатлением моей болезни мать наконец согласилась забрать меня из реального училища и разрешила поступить в художественную академию». Гитлер счастлив и вместе со своей тоже нездоровой матерью едет на поезде из Линца в Гмюнд, где их встречают Шмидты, родственники из Шпиталя, и подвозят на воловьей упряжке. В Шпитале он попадает в руки врача Карла Кайса из Вайтры, пьет много молока, хорошо питается и быстро идет на поправку. Однако он держится особняком, часто играет на цитре, рисует, гуляет по окрестностям и наблюдает за полевыми работами родственников, не пытаясь принять в них участие. Он не пытается сблизиться ни со своей теткой, сестрой матери, ни с деревенской молодежью. Чем больше интереса они проявляют к «студенту» из города, тем меньше он обращает на них внимания.
Наконец-то он разделался со школой, которую, как рассказывает с его слов друг юности Кубицек, он покинул с чувством ненависти. Для поступления в Венскую академию изобразительных искусств ему вполне хватает и образования, которое он получил в школе, и свидетельства.[62] Осенью 1905 г. в возрасте шестнадцати лет он добивается того, к чему стремился еще при жизни отца. Однако теперь он не торопится. Его болезнь не позволяет матери настаивать на скорейшем начале учебы, к тому же вступительные экзамены в 1905 г. уже прошли, когда он еще учился в училище. Теперь он может поступить в академию не раньше осени 1906 г., и он твердо настраивается на" это. В мае 1906 г. он отправляется в Вену, где до июня посещает музеи и другие достопримечательности города. Но вступительных экзаменов он так и не дождался. Он откладывает поступление на следующий год. Уже 7 мая он пишет своему другу: «Я доехал хорошо и теперь целыми днями брожу по городу. Завтра иду в оперу на «Тристана», послезавтра на "Летучего голландца" и т. д. Хотя здесь все очень красиво, я скучаю по Линцу». Возможно, изучение произведений искусства в Вене слегка сбило с него спесь. Вероятнее, однако, что ему не хотелось так быстро расставаться с беззаботной жизнью и снова, как в сентябре 1905 г., включаться в ритм, который определяет не он сам. В то время как его одноклассники по Штайру готовятся к чиновничьей карьере,[63] он, «маменькин сынок», как он напишет сам о себе спустя 20 лет, наслаждается свободой и бездельем, «пустым безмятежным существованием». Дом в Леондинге мать уже продала в июне 1905 г. Клара, Адольф и Паула Гитлер живут теперь на Гумбольдт-штрассе, 31, в Линце, так что Адольфу уже не приходится ходить пешком в город, как весной 1903 г. В Линце он записывается в библиотеку Общества народного образования, начиная со 2 октября 1906 г. до 31 января 1907 г. берет уроки игры на фортепьяно у бывшего военного музыканта Преватцки-Вендта, регулярно ходит в местный театр, смотрит все постановки Вагнера, рисует, пишет стихи, сочиняет музыку, разрабатывает проекты театральных декораций, мостов, городов и улиц и обсуждает со студентом музыкальной школы Кубицеком великие и фантастические планы. Ему теперь не нужно подчиняться дисциплине, и он сам определяет, что ему делать. Мать начинает явно стареть, и здоровье ее ухудшается. 18 января 1907 г. она ложится в Больницу сестер милосердия в Линце, и хирург Карл Урбан в течение часа делает ей сложную операцию, после чего заносит в историю болезни диагноз: саркома малой грудной мышцы. Клара перенесла эту операцию, но прожила после этого всего лишь 11 месяцев, мучась сознанием, что Адольф, не обращая ни на что внимания, «пойдет своей дорогой, как будто он один живет в этом мире». Чтобы не тревожить его, она делает вид, что ей лучше, хотя знает, что жить ей осталось недолго. Адольф, похоже, неправильно оценивает ее состояние. Во всяком случае, он оставляет ее одну с сестрой и уезжает в Вену. Когда Кубицек навестил ее в конце лета 1907 г., в то время как Адольф был в Вене, сдавая вступительные экзамены в Академию изобразительных искусств, он увидел перед собой старую и больную женщину. «Она показалась мне, — писал он, — более озабоченной, чем прежде. Лицо было покрыто глубокими морщинами. Глаза были мутными, голос звучал тихо и отрешенно. У меня создалось впечатление, что сейчас, когда Адольфа не было рядом с ней, она сильно сдала и выглядела более больной и старой, чем обычно. Конечно же, она утаила от сына состояние своего здоровья, чтобы облегчить расставание… Теперь же, оставшись одна, она показалась мне старой больной женщиной».
