Еще прошедшим летом Александр демонстрировал братьям и сестрам свой новый талант — как он умеет играть в шахматы и в бильярд одновременно. Не отрываясь от бильярдного стола, орудуя кием, он выкрикивал очередной шахматный ход. Владимир был в полном восторге. Пройдет время, он и сам научится играть, не глядя на доску. Дмитрий вспоминал, что, когда Александр приезжал из Петербурга, каждый вечер после ужина Александр с Владимиром усаживались за шахматную доску. Они сидели друг против друга насупленные, страшно серьезные; играли молча, никогда не спорили друг с другом, не обменивались ни словом. По обыкновению они удалялись играть в маленькую комнату на нижнем этаже, окно которой выходило во двор. Однажды во двор забежала соседская девочка лет двенадцати. В окошке, забранном решеткой, она увидела двух молодых людей; они сидели неподвижно, наподобие каменных истуканов, и опустив головы. «Как арестанты за решеткой!» — закричала девочка и кинулась стремглав со двора. Александр и Владимир переглянулись и оба посмотрели ей вслед. А затем продолжили игру.
Как-то раз Мария Александровна послала за Владимиром. Он должен был помочь ей по хозяйству. «Я очень занят», — раздраженно отрезал Владимир. После смерти отца он снова стал грубым и непослушным, как до памятного инцидента из-за учителя французского языка. Но не успел он договорить, как Александр, вскочив, произнес: «Ты пойдешь и сделаешь то, о чем тебя просит мама, или я никогда больше не сяду играть с тобой в шахматы». Владимир покорно встал из-за стола и отправился помогать матери. И это был не единственный случай, когда в нем проявлялась беспредельная дерзость. Иногда он огрызался злобно, мрачно, по-хамски, ни с того ни с сего; в нем словно взыгрывал дух противоречия. Александра тревожил Владимир: он видел, как тот болезненно взрослеет. Владимиру отчаянно не хватало сильной отцовской руки, — уж слишком он был порывист, остер умом, прекрасно сознавал свою власть над другими и не терпел чужого мнения. Вернувшись в конце лета в Петербург, Александр с грустью сказал Анне: «Владимир несомненно талантлив, но мы с ним больше не понимаем друг друга». — «Почему он такой?» — спросила Анна. Ответа не последовало. Но было ясно: Владимиру пришла пора становиться взрослым, а этот период обычно связан с глубокими изменениями в душе человека. Он уже успел пережить горе и чувство одиночества, покинутости; в своем юном возрасте он уже прекрасно сознавал, что одарен блестящими умственными способностями; и в довершение всего постоянное соперничество с Александром, — этого было достаточно, чтобы вызвать резкую перемену во всем его существе. В его душе все время шла борьба двух начал — необузданного, дикого, унаследованного от отцовских предков, кочевников-чувашей, и другого — цивилизованного, унаследованного от матери с ее немецко-скандинавским происхождением. До конца жизни эти два ярко выраженных и противоположных друг другу начала попеременно брали в нем верх; вспышки дикой ярости и необузданного самовольства сменялись ровным, разумным поведением цивилизованного человека.
Александр тоже переживал глубокие внутренние перемены. По натуре он был уравновешенный и спокойный, даже сдержанный, обладал блестящим умом, который использовал рационально, строго по назначению, занимаясь наукой. Большую часть времени он проводил за микроскопом, терпеливо наблюдая формы органической жизни и их изменения. Это был прирожденный ученый-исследователь; со временем он мог занять почетное место среди профессуры на одной из кафедр Санкт-Петербургского университета. Но случилось неожиданное. В течение каких-то нескольких месяцев он сделался рьяным революционером, одержимым целью убить царя и свергнуть существующий строй.
Как могло такое произойти, что могло заставить его проникнуться мыслью, будто цареубийство и есть его предназначение в жизни, даже если ему придется ею пожертвовать? Он тщательно скрывал свою причастность к революционным идеям; нигде, ни в его письмах, ни в его дневниках нет и намека на то, что он приобщился к революционной деятельности, забыв о науке. Известно, что он был страшно подавлен, когда вернулся в Петербург после смерти отца. В таком состоянии он мог легко попасть под чье-то влияние. Он был из тех людей, кто остро переживает чужую боль, и был способен на самопожертвование; это было поразительное качество в нем. Еще когда Александр был ребенком, заметили, что, если он брался за какое-то дело, он полностью ему отдавался, не щадя своих сил. В этом он отличался от Владимира, который умел рассчитывать свои усилия и предвидеть итог. В Александре были чистота и открытость, эти два совершенно обезоруживающие качества. В этом он был схож с Алешей Карамазовым из романа Достоевского, чистым отроком, который видел смысл жизни единственно в служении людям, в том, чтобы помогать им, изливая на них свет собственной святости. Оказывается, однако ж, что и Алеше не был заказан путь в террористы. За несколько месяцев до смерти Достоевский открыл Алексею Суворину, издателю своих сочинений, что намеревается написать новый роман, в котором Алеша должен выступить в роли цареубийцы. Соглашаясь с мнением Суворина, что в его романе «Братья Карамазовы» много провидческого, Достоевский заявил, что работает над его продолжением, в котором Алеше придется покинуть место святого уединения. Погодите, стращал писатель, на этом дело не кончится! Уйдя из монастыря, Алеша присоединится к нигилистам… Бедный Алеша станет цареубийцей, он убьет царя!
До возвращения Александра в Петербург в сентябре 1886 года у него не было никаких связей с террористическими группами, да и вообще хорошо организованных групп такого рода в то время не существовало. «Народная воля» после ареста всех участников террористического акта, унесшего жизнь Александра II, была уничтожена. Но она осталась жить в легендах. Главные действующие лица, осуществившие покушение на царя, — Михайлов, Желябов, Софья Перовская и Гриневицкий стали мифическими персонажами ушедшей эпохи. Память о них в Петербурге была жива, и среди студентов университета находились такие, которые лелеяли мечту о продолжении дела, начатого их кумирами. Среди них был умиравший от чахотки двадцатитрехлетний фанатик, возомнивший себя преемником революционных традиций «Народной воли». Способностями организатора он не обладал, и потому ему удалось собрать вокруг себя лишь небольшую группу студентов, разделявших его воззрения. Звали этого человека Петр Шевырев. Голова его напоминала череп, обтянутый мертвенно-бледной кожей; лоб был высокий, глаза глубоко посаженные, подбородок маленький. В заговоре приняли участие около двадцати студентов, некоторые из них, как например, Андреюшкин, примкнули к Шевыреву под влиянием романтического порыва, в поисках остроты ощущений. Андреюшкин написал письмо другу в Харьков. Письмо это получилось своеобразным гимном, восхвалявшим терроризм, там были такие слова: «Если ты попросишь меня описать достоинства и значение Красного Террора, на это уйдут века, учитывая, что это мой конек, и это то, что поддерживает мою неприязнь к социал-демократам». Крамольное послание студента было перехвачено полицией в начале февраля 1887 года, но установить, кто был его отправителем, они смогли только 27 февраля. Убийство царя было намечено на 1 марта, и совершить его должны были Петр Шевырев, Александр Ульянов и еще несколько членов группы.
