Дегтярев долго искал случая по душам поговорить со Шпагиным. А Шпагин сам пришел к нему.
— Василий Алексеевич, я давно думаю над крупнокалиберным, и у меня есть кое-какие предложения.
— Это хорошо, Семеныч, выкладывай.
— По-моему, можно увеличить скорострельность за счет изменения системы боепитания (подачи патронов), а также усилить живучесть.
— Так это же самое главное, над чем я бьюсь! Ты вот что, Семеныч, приходи-ка завтра с утра ко мне в кабинет. Поговорим по душам.
Предложения, с которыми пришел Шпагин, зрели и вынашивались долго. И Дегтярев, выслушав его, понял, что тут дело серьезное. Шпагин не просто рекомендовал улучшить какие-то детали в пулемете — он предлагал внести коренные изменения в систему, и Дегтяреву показалось, что эти изменения могут дать многое.
— Послушай, Семеныч, предложения твои очень дельные. Но чтобы осуществить их, придется здорово потрудиться. Давай-ка, брат, поступим так: перебирайся завтра с утра ко мне в кабинет, начнем работать сообща. Как, согласен?.. Ну так вот тебе моя рука — завтра жду!..
Шпагин в этот день уже не мог работать. Он отпросился и ушел с завода. Однако направился не домой, а решил прогуляться. Дома было шумно: четверо детей да родичи, а хотелось побыть одному. Он пошел через город в запущенный сад, на берег Клязьмы. На горе, под плакучей березой, было тихо, пахло свежим душистым сеном. Река, извиваясь, пересекала широкую поляну. На другом берегу ее пестрели поля и темной полосой тянулся лес. День был тихий. Солнце клонилось к западу, от реки тянуло влажной прохладой. Шпагин любил посидеть один, подышать свежим воздухом, подумать. А подумать было о чем. Дегтярев предлагал не просто сделать какие-то приспособления к уже готовой машине, а вместе с ним работать над коренным усовершенствованием системы. Шпагин радовался высокому доверию и в то же время побаивался. На его плечи ложилась большая ответственность: создание крупнокалиберного пулемета было важным правительственным заданием. «А вдруг ничего не выйдет? — думал он. — Вдруг оскандалимся?».
Да, было над чем задуматься. Полбеды, если б он всю систему делал сам: тогда в случае неудачи вся вина легла бы на него одного. А теперь он мог подвести доверившегося ему Дегтярева…
Шпагин развалился на траве и, кусая сухую былинку, продолжал размышлять.
Он довольно ясно представлял, как нужно изменить систему боепитания, как по-новому сделать приемник для патронов. Он понимал, какие части пулемета нужно утолстить, чтобы создать большую живучесть… Он все понимал,. Чувство уверенности постепенно вытеснило все сомнения и колебания и окончательно завладело им.
«Буду помогать доделывать пулемет Дегтярева… Может быть, и мне случится что-нибудь изобретать, и сам я окажусь в трудном положении… Вот тогда и Василий Алексеевич протянет мне руку помощи… Впрочем, я и так ему очень многим обязан».
Подойдя к реке, Шпагин разделся и бултыхнулся в воду.
Утром, направляясь к Дегтяреву, Шпагин думал, как-то сложатся их отношения на новой работе, какова будет его роль в усовершенствовании и доделке пулемета? Однако, войдя в кабинет главного конструктора, он несколько смутился. У широкого окна, рядом со столом Дегтярева, стоял другой стол и на стыке этих столов — крупнокалиберный пулемет. Дегтярев, увидев Шпагина, поспешил ему навстречу.
— Здравствуй, Семеныч, а я давно тебя жду. Уж и стол приготовил. Устраивайся — будем трудиться сообща.
Шпагин весело спросил:
— Как же, с чего начнем, Василий Алексеевич?
— Давай начнем с ломких деталей. Подумаем над твоим предложением о живучести.
Это было сказано так просто, так задушевно, что Шпагин, скинув пиджак, присел к Дегтяреву и вместе с ним принялся разбирать пулемет…
Весь коллектив опытной мастерской был включен в работу. Все трудились над крупнокалиберным. Иногда какая-нибудь часть пулемета переделывалась много раз, испытывалась на взаимодействии частей, опробовалась в стрельбе.
Иногда между Шпагиным и Дегтяревым возникали размолвки, вспыхивали ссоры. Шпагин уходил домой и по нескольку дней не являлся на работу. Бывали случаи, что Дегтярев сам шел к нему, успокаивал, приводил в бюро. Но когда тот или иной узел механизма удавалось отладить, оба радовались, как дети, и вечером Дегтярев зазывал Шпагина к себе на чаепитие.
Начав с изменения и переконструирования отдельных: деталей, они вынуждены были переделывать и изменять, целые узлы. Вся конструкция пулемета подверглась серьезной переделке. Не удивительно, что, работа затянулась, не на один год. Зато теперь каждая деталь, каждая часть пулемета была всесторонне обдумана, испытана и тщательно обработана.
Была по-новому разработана система боепитания, усовершенствована работа затворной рамы, упрочен трескавшийся от длительной стрельбы затыльник, сконструирован дульный тормоз. Были видоизменены многие мелкие детали. Система стала компактной, надежной, выносливой. Повысилась ее боевая мощь.
В 1938 году конструкторы со своим пулеметом выехали в Москву на государственные испытания, на которых должен был присутствовать товарищ Ворошилов.
Пулемет показал отличные боевые качества и был принят на вооружение Красной Армии. По настоянию Дегтярева его назвали ДШК (Дегтярев — Шпагин — крупнокалиберный).
Успех крупнокалиберного пулемета окончательно убедил Шпагина в том, что настало время заняться самостоятельной творческой работой.
Грозные события на Западе — наступление германского фашизма на Европу — томило сердце тревожными предчувствиями. Война с фашистской Германией казалась неизбежной; и Шпагин готов был все свои силы посвятить созданию для Родины нового, грозного оружия.
Но какое оружие более всего требовалось сейчас, на что следовало направить творческую мысль — он представлял себе недостаточно ясно. Ответ на этот вопрос могли дать лишь очень прозорливые специалисты, тщательно изучающие опыт последних войн и развитие боевой техники: «Жаль, что нет сейчас с нами Владимира Григорьевича Федорова, — подумал Шпагин. — Вот кто помог бы мне мудрым советом… А что если поехать к нему, ведь Москва не так уж далеко? Честное слово, это было бы здорово!»
Шпагин не любил задуманное дело откладывать в долгий ящик. В первую же субботу ночью он выехал в Москву.
Двухэтажный кирпичный домик типа коттеджа утопал в зелени небольшого тихого переулка. Шпагин с трепетом постучал в застекленную дверь веранды. «Восемь лет не виделись, узнает ли?» Он чувствовал большое смущение и неловкость. Ведь Федоров теперь был профессор. Встречались же они в то время, когда Шпагин был не конструктором, а простым слесарем…
