Ознакомившись с докладом Макарова об итогах боя, адмирал Аркас долго ходил вокруг своего стола, затем подошел к стоявшему поодаль Зацаренному:
– Можно ли будет использовать ваши мины с пользой в дальнейшем?
– Нет! – отрицательно мотнул головой лейтенант. – Мины-крылатки капризны и поведение их непредсказуемо.
– Люди озлоблены и желают, чтобы им дали настоящее оружие вместо палок! – мрачно добавил командир «Константина».
– Как же тогда объяснить ваши успехи, Степан Осипыч? – обернулся к нему Аркас.
– Мы побеждаем лишь от нашей лихорадочной любви к минному делу! – отвечал на это Макаров.
Слова эти донесла до нас история…
– Ясно, – вздохнул седой адмирал. – Отныне будем уповать на самодвижущиеся мины Уайтхеда! Первая партия их уже прибыла в Севастополь.
Покинув командующего, Измаил поспешил на вокзал, где на запасном пути стоял вагон с длинными стальными сигарами, начиненными смертоносным грузом. Лейтенант крепче надвинул на лоб фуражку: севастопольские улицы насквозь продувались штормовыми черноморскими ветрами.
А «Константину» приспело новое задание. Командующий был краток:
– Подкиньте продуктов Кавказской армии и действуйте по усмотрению!
Едва сгрузили в Новороссийске последний мешок с мукой, пароход взял курс на Батум. Там, по сведениям лазутчиков, отстаивалась в эти дни одна из неприятельских эскадр.
В порт вошли, как всегда, в вечерних сумерках. Спустили на воду катера: «Чесму» и «Синоп» – уже с новыми самодвижущимися минами, «Наварин» и «Сухум-Кале» – со старыми крылатками. Целью для атаки избрали флагманский броненосец «Махмудие». Первым, по обыкновению, вышел в атаку Измаил.
Точность его удара была поразительна! Самодвижущаяся мина, прочертив пенный след среди темных волн, поразила цель под судовой трубой. Оглушительный взрыв… столб воды… истошные крики… А в атаку уже выходил «Синоп». Его торпеда, оставив фосфоресцирующий росчерк, ударила в борт под грот-мачтой. Броненосец дернулся – и стал погружаться… Развернувшись, «птички» Зацаренного лихим маневром вышли из-под огня. Разъяренные известием о тяжелых повреждениях своего лучшего броненосца, турки ответили на атаки «Константина» бомбардировками Евпатории и Феодосии, но и здесь оба раза были с блеском отбиты береговой артиллерией.
Рождество на «Константине» праздновали скромно. На шканцах поставили елку. Корабельный плотник, изображая Деда Мороза, вывалил в ладони Макарова горсть маленьких самодельных корабликов.
– Дарю вам броненосцы османовы! – сказал, улыбку в приклеенной бороде пряча. – Настоящие же возьмите, господин капитан, у султана!
Сразу же после Рождества «Константин» снова ушел в море. Штормило. С трудом выгребая против волны машиной, пароход упрямо шел к цели. На штурманской карте карандашная линия упиралась в надпись – Батум. В полночь 13 января 1878 года началась лучшая из атак Измаила Зацаренного. Лунный свет и блеск снежных кавказских вершин слабо освещали спящий рейд. Вскоре в его глубине был обнаружен крупный турецкий пароход. На «Синоп», идущий в кильватер «Чесме», Измаил крикнул:
– Внимание, атакуем! Я начинаю первым! Делай, как я!
На малых оборотах подкрались вплотную к громадному судну. Командир «Чесмы» махнул рукой. Катера разом подбросило на волне – это вышли самодвижущиеся мины-торпеды. Мгновение – вздыбилась стена воды. Раздался оглушительный грохот, треск. Пароход на глазах русских моряков разломился на две части, лег на правый борт и скрылся в круговороте воды и пены… Где-то в отдалении с опозданием заговорили береговые батареи. Через какие-то полчаса Степан Макаров сжимал в объятиях Измаила.
Автору нет смысла описывать все перипетии этой блестящей операции, так как у нас имеются достаточные рапорты Зацаренного и Макарова. Послушаем самих участников этого достопамятного для русского флота события!
Из рапорта лейтенанта Зацаренного командиру парохода “Великий Князь Константин”: «Отвалив от борта парохода в 10 часов вечера, катера пошли по направлению к Батуму, пройдя около 1/2 часа и открыв на берегу много огней, взяли влево на них и перпендикулярно берегу, к которому подошли почти вплотную, турецкие часовые перекликались по берегу. Было очень темно, накрапывал дождь и стлался местами легкий туман. Оказалось, благодаря указаниям служивших в русском Обществе пароходства и торговли, штурмана Максимовича и волонтера Беликова, что мы уже прошли к югу от Батумского рейда. Повернув на север и, держась в плотную к берегу, чтобы следить за его очертанием, я около 12 часов ночи обогнул мыс, на котором есть маяк и батарея, и вошел в бухту. За мною вошли и все другие катера. На рейде казалось, было еще темнее, от окружающих его гор, слышались обычные судовые турецкие свистки, а на берегу было видно несколько огней. Пройдя около кабельтова внутрь рейда, мы открыли два судна, стоящие близко к берегу, почти рядом друг с другими, кормами к берегу, носами внутрь рейда. Первое очень длинное, черное, по видимому, броненосец, трехмачтовый, бортового вооружения, типа «Махмудие». Второе, судя по высоте и виду рангоута, можно было принять за деревянный фрегат, я выстрелил миною Уайтхеда, которая отлично вышла из трубы и, взяв должное направление, взорвалась между фок и грот-мачтами. Взрыв был довольно глухой, а столб воды высотою в полборта.
После взрыва мины произошла тревога, крики и пальба с турецких судов и берега по всем катерам. Я крикнул лейтенанту Щешинскому, чтобы и он выстрелил своею миною, которая, пройдя также хорошо, взорвалась у грот-мачты, причем звук был еще лучше. Сбросив с «Чесмы» минную трубу и выйдя из-под выстрелов, мы направились назад на пароход.
«Чесма» взяла на буксир «Синоп», «Сухум-Кале», «Наварин». Пройдя около 1/4 часа и заметя какое-то судно сзади от левого траверса, я крикнул катерам “приготовить мины” и, отдав буксир, повернул на него. «Синоп» последовал за мною, «Сухум» же и «Наварин» шли немного сзади и, вероятно не слыхав команды, потеряли нас из вида, что было весьма не трудно при такой темной ночи и скрылись под берегом. Судно оказалось «Константин», к которому «Чесма» и Синоп пристали около 1 часа ночи.
Как старому моему боевому товарищу, старшине «Чесмы», матросу Кисленко и старшему минеру матросу Новгородцеву, я не нахожу слов для похвалы их хладнокровия и исполнительности. Прочая прислуга моего катера также достойна всякой похвалы. В заключение позволю себе особенно указать вашему высокоблагородию на дружеское и смелое товарищество командира Синопа, лейтенанта Щешинского, минного офицера мичмана Залеского и гардемарина Твердомедова, а также и прочих офицеров и команды катеров».
