Когда мы разговаривали с главкомом об Александрове, он всё время мне говорил: «Да не зажимаю я его, не зажимаю!» На что я ему возражал:
— Да как же не зажимаете! До него был один — стал генерал-полковником на этой должности, другой получил генерал-лейтенанта, третий — тоже генерал-полковника. Почему же его вы всё время мурыжите в генерал-майорах? Другие с полковника до генерал-лейтенанта за три года добираются, а при ваших связях, при ваших хороших отношениях с Грачёвым вы не можете добиться для Александрова повышения в звании!
Я понимал: чтобы «поднять» Александрова, нужно убедить самого главкома в том, что он слушает не тех людей. А 90 процентов сотрудников «Пироговки» (на этой улице находился Главкомат ВВС, отсюда и его название — «Пироговка», или «23-й дом») говорили, что концепция выбрана правильно, что лучше самолётов, чем «Су» любых модификаций, не существует. А каких только модификаций «Су» не было! Су-27, Су-27ИБ, Су-27Б, Су-27М, Су-30П, Су-27ИР… Излишне говорить, что примерно две трети бюджета было направлено на фирму Сухого. Когда я понял, что мои долгие споры с главкомом ни к чему не приводят, я ему сказал:
— Ладно, вы считаете, что я микояновец, тогда давайте сделаем просто — мы поедем в ГНИКИ ВВС, и пусть начальники управления (ГНИКИ тогда командовал Клишин Юрий Петрович) доложат о состоянии авиационной техники по всем направлениям.
Мы провели там выездную сессию, на которой как раз и выяснилось, что все темы, связанные с суховской фирмой, находятся в зародышевом состоянии. Михаил Петрович выбрал очень хорошую концепцию: он якобы делал много новых аппаратов, о них всегда говорили, что это самолёты XXI века, а на самом деле это была простая модернизация того или иного вида, которая в основном сводилась к модернизации той или иной авиационной конструкции, но не комплекса в целом. Как такового комплекса не было ни одного. Надо было видеть лицо главного конструктора Су-27М Никитина, когда на совещании было сказано, что за шесть лет этот самолёт не совершил ни одного зачётного полёта. Когда же Никитина спросили, как могло так получиться, он ответил, что Михаилу Петровичу это неинтересно, ему интересно создавать новые типы самолётов, но не доводить их до конца. Это было единственное объективное и принципиальное выступление представителей ОКБ им. П. О. Сухого.
Любопытно было слышать высказывания начальника вооружения Главкомата по некоторым темам. Когда речь шла о микояновской фирме, готовность которой оказалась гораздо выше суховской, он говорил:
— Ну, вот видите, тут работы непочатый край, работа идёт очень плохо, очень медленно.
Когда же дело дошло до обсуждения Су-27М и докладчик нарисовал весьма неприглядную картину, суховской бригаде в своё оправдание вообще нечего было сказать. Во время обсуждения я сидел рядом с замглавкома и с усмешкой сказал ему:
— Интересно, что же сейчас изречёт наш начальник вооружения?
А он изрёк следующее:
— Ну вот, тема перспективная, надо увеличить её финансирование, и она быстро заживёт.
А на эту тему, между прочим, и до того пролился довольно щедрый финансовый дождь.
Итоги этого совещания открыли главкому глаза на многое. Он понял, что мною руководит не микояновская спесь, а обида за то, что бездарно разбазариваются средства — на удушающую рекламу, на лоббирование, на решение личных вопросов, но не на оборону страны. Более того, начинается перекос в самой концепции в угоду Симонову. Но ведь Михаил Петрович — это не вся страна, он всего лишь рупор той маленькой группы, которая заинтересована в продвижении бюджета в его сторону.
Рассказал я главкому и о том, как лихо предыдущие начальники обошлись с темой защиты комплексов. В связи с утечкой информации в своё время возникла необходимость защитить наши комплексы специальными доработками. Тема была профинансирована Министерством обороны, и микояновцы ею плотно занимались, в то время как суховцы о ней и думать забыли. Я пытался ещё в то время поднять этот вопрос, но мне умные люди сразу сказали: ты этот вопрос не пробьёшь нигде. И это оказалось действительно так. Поскольку эти вопросы касались обороноспособности страны, в печати о них писать не разрешалось, так как считалось разглашением сверхсекретных данных. Такой подход к теме был не просто наплевательским, это было настоящим вредительством. Но суховцам это сошло с рук, а направленные на тему средства пошли на решение совершенно других вопросов.
Главком постепенно разобрался во всей этой мышиной возне, и после трёх с половиной лет работы с горе-военными строителями он начал принимать оперативные меры. Были удалены со своих постов начальник вооружения и начальник научно-технического комитета, но всё остальное в Главкомате оставалось почти по-прежнему. Перевернуть ситуацию было очень тяжело, поэтому политика оставалась прежней. Решения, которые принимались даже на уровне главкома, начинали тормозиться и в Генштабе, и по линии Министерства обороны. Я понял, насколько далеко зашло дело и как тяжело выполнить ту или иную задачу. Когда резко сократилось финансирование, я подумал: наверное, в такой ситуации государственные мужи поймут наконец, что невозможно чисто экономически тянуть темы, связанные с различными модификациями «Су». Я считаю, что самым разумным решением в такой ситуации было бы оставить на фирмах приоритетные программы. Мы это неоднократно обговаривали и с главкомом, и с его замом, и с первым заместителем главкома Героем Советского Союза Виктором Севостьяновичем Котом, и с начальником Главного штаба ВВС генерал-полковником Анатолием Ивановичем Малюковым. Например, на фирме Сухого это могла быть программа, связанная с Су-27ИБ, на микояновской — с МиГ-29М3 или МиГ-29СМТ, лёгким фронтовым истребителем. И уже к этим программам подключать другие фирмы, потому что на всех средств всё равно не хватит.
В моём представлении это выглядело так. Допустим, выделяются средства на создание лёгкого фронтового истребителя на нашей фирме. Часть проекта нам помогают делать суховцы, часть — туполевцы, ещё одну часть — ильюшинцы, ещё какая-нибудь фирма. Таким образом генподрядчик вокруг себя собрал бы целую команду, и уже эта команда работала бы по определённой программе. По такой же схеме могла решаться и приоритетная программа на фирме Сухого.
Однако все эти предложения и доводы были отвергнуты, прежде всего потому, что тому же Михаилу Петровичу это было совершенно не нужно. Зачем, имея заказ, делиться им с «нахлебниками»? Эту собственническую позицию разделяют и другие генеральные, в том числе и наш: моё никому не отдам, делиться ни с кем не хочу. Мы же предлагали систему, которая помогла бы выжить в такой тяжёлой ситуации всем фирмам, а не только избранным. И не просто выжить, а сохранить необыкновенно богатый интеллект авиационной промышленности. Потому что если мы его сегодня потеряем, восстановить его будет очень сложно.
