Если общие понятия и термины, сквозь призму которых рассматривается этот конфликт, имеют глубокие идеологические корни, восходящие к Первой мировой войне, временные рамки и природа советско-германской конфронтации в 1941 году во многом обязаны изменениям в обстоятельствах войны, которая разразилась 3 сентября между Германией, Великобританией и Францией.
В 1941 году идеологическое восприятие и политические расчеты не были альтернативами друг другу, они действовали в тандеме. Действительно, в период с августа 1939 года по июнь 1941-го политикам удавалось успешно маскировать ту глубокую идеологическую пропасть, которая разделяла обе диктатуры. Несколько политически целесообразных соглашений сделали бывших соперников временными партнерами. 23 августа 1939 года между двумя странами был заключен Пакт о ненападении; 28 сентября был подписан Договор о дружбе между двумя странами, который разделял Польшу и части Восточной Европы на сферы влияния – советскую и германскую; 11 февраля 1940 года был согласован всесторонний торговый договор о товарном обмене советских сырьевых материалов и продуктов на продукцию германского машиностроения и военное оборудование; и наконец, 10 января 1941 года в Москве было подписано дополнительное соглашение, подтверждавшее экономические отношения между странами на следующий год6. Ни та ни другая сторона, вступая в этот краткий период разрядки напряженности, не питали никаких иллюзий относительно причин этих договоров. Они подписывались потому, что ни та ни другая сторона не хотели войны друг с другом. Гитлер надеялся, что пакт ослабит решимость Англии и Франции выступить против него в связи с немецко-польской войной, начатой 1 сентября 1939 года; когда этого не произошло, пакт помог Германии обезопасить свои тылы и обеспечить ее военную промышленность большим объемом важнейших сырьевых ресурсов. Сталин одобрил пакт, несмотря на тот шок, который испытали тысячи коммунистов по всему миру, воспринимавшие советский антифашизм, как само собой разумеющуюся позицию. Он пошел на это, так как этот шаг позволил Советскому Союзу укрепить свое положение в Восточной Европе, получить передовые технологии германской промышленности, но прежде всего избежать войны на стороне двух капиталистических империй – Великобритании и Франции, выступивших против Германии7.
Соглашения также позволили Советскому Союзу присоединить новые территории в сфере его влияния, что было оговорено в секретном протоколе, дополнявшем пакт, и подтверждено в Договоре о дружбе, подписанном в Москве. Советский Союз вторгся в Польшу 17 сентября 1939 года и занял восточную половину страны; в течение осенних месяцев прибалтийские страны были превращены в настоящих сателлитов СССР. В декабре была развернута военная кампания против Финляндии с целью возвращения бывших царских провинций под советский контроль, однако упорное сопротивление финнов вынудило Советский Союз довольствоваться аннексией части территории на Карельском перешейке западнее Ленинграда для усиления безопасности города. В июне
1940 года, когда Германия была занята ситуацией на западе, прибалтийские страны были полностью присоединены к Советскому Союзу, а румынские провинции Бессарабия и Северная Буковина были насильственно оккупированы. Территориальные завоевания восхвалялись как триумф советской стратегии. По словам председателя комитета по иностранным делам Верховного Совета Андрея Жданова, этим была доказана возможность использования «противоречий между империалистами» для того, чтобы «расширить позиции социализма»8, – взгляд, весьма характерный для всего пафоса советского мышления в международных делах. Во взаимоотношениях с несоциалистическими странами Советский Союз рассматривался как морально нейтральный, поскольку все эти страны демонстрировали большую или меньшую форму капиталистической эксплуатации. Утверждение Ленина о том, что капитализм на последней стадии своего развития будет вынужден отсрочить коллапс путем активизации империалистических захватов и войны, легло в основу собственного теоретического мировоззрения Сталина. Однако было важно гарантировать, чтобы капиталистические страны набросились друг друга, а не на Советский Союз; на завершающей стадии любой большой войны Советский Союз «начнет действовать последним»9. Пакт с Германией был задуман для того, чтобы держать Советский Союз в стороне от конфликта, но не для того, чтобы предотвратить войну. 1 июля 1940 года Сталин сказал советскому послу в Токио, что пакт о ненападении «был продиктован желанием развязать войну в Европе»10.
Советский Союз не был заинтересован в поддержании статус-кво, и каждая возможность получения выгоды от войны отдаляла его от истинно советской сути. В октябре 1939 года Сталин порицал Коминтерн за то, что тот отдавал предпочтение демократическим государствам, а не фашистским: «Мы не против [войны], если они, воюя между собой, ослабят друг друга»11.
Политика поощрения капиталистической войны с целью ослабления капитализма строилась на одной ключевой предпосылке: новая война, как и предыдущая, должна стать продолжительной и вестись на истощение противника. Изначально предполагалось, что военный баланс между тем, что Жданов называл двумя «противоборствующими капиталистическими группами», приведет к патовой ситуации. В июне 1940 года Молотов скромно говорил министру иностранных дел Литвы о советском видении будущего, когда население воюющих стран, движимое отчаянным бунтом из-за ужасной продолжительной и неразрешимой войны, будет освобождено Красной Армией, а военные усилия капиталистических стран потерпят крах: последняя битва между буржуазией и пролетариатом в бассейне Рейна «решит судьбу Европы раз и навсегда»12. Такой взгляд на сложившуюся ситуацию был скорее видением прошлого, так как он был полностью навеян опытом великой войны и Русской революции. Он отражал опасную реальность, связанную с тем, что Советский Союз не мог позволить себе встать на сторону какой-либо одной группы капиталистических стран, чтобы одержать быструю и решительную победу. Сталину хотелось, чтобы Германия была не разбита, но «настолько ослаблена, чтобы ей потребовались годы на то, чтобы она рискнула развязать великую войну против Советского Союза»13. Поражение Германии, как это было понято, могло бы поставить Советский Союз перед лицом двух сильно вооруженных хищнических империй, которые могли бы не удержаться перед соблазном атаковать коммунизм. Победа Германии, с другой стороны, могла бы спровоцировать Гитлера на новую авантюру на Востоке. Советский Союз рассчитывал на тупиковую ситуацию. Стремительное ухудшение положения французской и британской армий в мае и июне 1940 года неожиданно поставило Советское государство перед новой угрозой войны. Сталин был просто обескуражен новостями о капитуляции Франции. «Как они могли позволить Гитлеру нанести им поражение, сломить их?» – спрашивал он Хрущева14. Для того чтобы оттянуть день, когда Германия может повернуться против Советского Союза, Сталин был вынужден начать политику умиротворения. Постоянный поток ресурсов направлялся из Советского Союза для поддержания военных усилий Германии; за семнадцать месяцев действия соглашения Германия получили 1,4 млн тонны зерна, 1 млн тонн древесины, огромное количество редких металлов и 212 000 тонн товаров из Японии, которые перевозились по Транссибирской железной дороге15. Советская пропаганда демонстрировала экстравагантные выражения симпатий германскому делу. Сталин посылал свои личные поздравления Гитлеру в связи с блестящей победой.
