Как справедливо отмечалось в одном из альманахов о работе СМЕРШа, подготовленном к 60-й годовщине победы в Великой Отечественной войне:
«Неизмеримо сложнее оказалось вести фильтрационную работу среди своих. Для бывших командиров и бойцов Красной Армии, испытавших горечь поражения первых месяцев войны, проведших в лагерях долгие месяцы унизительного плена, но не дрогнувших и сохранивших верность Родине, изнурительные, с пристрастием допросы смершевцев казались оскорбительными и несправедливыми. Это «чистилище» явилось для них не меньшим испытанием, чем фашистский плен.
Они рвались в бой, чтобы поквитаться с врагом за перенесенные пытки и унижения, за разоренные домашние очаги, за смерть родных и близких, но свои отказывали им в этом праве. Еще большим унижением и оскорблением для них явилось то, что рядом с ними на лагерном плацу и в соседнем бараке находились те, кого они люто ненавидели и презирали: власовцы, полицейские, надсмотрщики и палачи из расстрельных команд и душегубок. Здесь, на своей земле за колючей проволокой, они томились вместе: жертвы и палачи, герои и предатели. Бывшие летчики, танкисты, артиллеристы, разведчики-пехотинцы не скупились на крепкие слова и в порыве праведного гнева срывались на бездушных, как им казалось, контрразведчиков. Но эта невольная боль, которую те причиняли им, была оправданна и неизбежна…»
Но, как говорил уже упоминаемый полковник Н.В. Левшин, оперативникам, занимающимся розыском, на СПП и в ПФП с учетом массовости и поджимающих сроков проверок не так-то просто было отделить патриота от предателя, агента абвера или гестапо от честного человека.
Безусловно, сказывалась на качестве проверок наша ментальность с ее наиболее острыми гранями — бюрократизмом и непрофессионализмом. Следует заметить, что в ЧК в это время вместо выбитых на фронтах зрелых армейских контрразведчиков пришли молодые строевые офицеры, недавно покинувшие передовую. Они видели зверства фашистов и предателей, поэтому с понятным недоверием, а зачастую и враждебностью смотрели на тех, кто не один год провел в плену, работал на заводах и фабриках в Германии и таким образом остался в живых.
Этим неопытным оперработникам такие граждане виделись недостойными снисхождений и служили основанием для выдвижения обвинений в измене Родине.
Центр в лице руководства ГУКР СМЕРШ НКО СССР и его 2-го отдела внимательно следил за этой работой, посылая спецгруппы из числа опытных работников главка для проведения инспекционных проверок и оказания помощи периферийным работникам. На места периодически направлялись обзоры, директивы и аналитические Справки, в которых Москва требовала повышения качества фильтрационной работы, исключения фактов очковтирательства и формализма в служебной деятельности.
Настоящие патриоты, ущемленные в своих правах, нередко жаловались высоким властям на военных контрРазведчиков и следователей за беспредел и необъективность в расследовании их дел, находясь в ПФЛ, СПП и ПФП.
Среди них был и полковник в отставке Евгений Степанович Березняк — прототип героя романа Юлиана Семенова «Майор Вихрь» и одноименного фильма. Его подвиг был оценен только через шестьдесят с лишним лет. Он стал Героем Украины. Бывший офицер ГРУ Генштаба, заброшенный в составе разведывательно-диверсионной группы (РДГ) под кодовым названием «Голос» в район Кракова для спасения его от уничтожения немцами путем подрыва большого количества взрывчатки.
При приземлении он и его радистка были задержаны гестапо, но им чудом удалось спастись. Задание командования он выполнил. После окончания командировки его собирались представить к высшей награде Родины — званию Героя Советского Союза, но когда руководство Управления разведки 1 — го Украинского фронта получило от Евгения Степановича рапорт о том, что он побывал в гестапо, отношение ко всей группе резко изменилось. Вместо награждения его с радисткой направили для проверки в лагерь НКВД № 174, расположенный в Подольске. По иронии судьбы, когда проходил Парад Победы на Красной площади, они с радисткой грузили уголь под охраной автоматчиков. Вскоре, проверив материалы, их освободили при активном вмешательстве руководства ГРУ Генштаба ВС СССР.
Были и такие казусы. Люди пытались достучаться до высокопоставленных чиновников и даже жаловаться Верховному главнокомандующему. Иногда это помогало. Так, бывшая военфельдшер М.П. Пузанова в письме Сталину просила, чтобы следователи ускорили разбирательство по ее делу.
«Если я виновата, — писала она в Москву, — то пусть меня предадут справедливому суду, а если нет — пусть командование направит меня на фронт, где я могу принести пользу Родине…»
12 августа 1943 года ее письмо поступило в особый сектор ЦК ВКП(б), а уже 14 августа было переадресовано в секретариат НКВД СССР и оттуда направлено в ГУКР СМЕРШ НКО СССР. Работу по письму взял под личный контроль заместитель начальника главка генерал-лейтенант П.Я. Мешик. 17 декабря 1943 года начальник ОКР СМЕРШ спецлагеря № 174 докладывал ему, что «Пузанова М.П. в порядке фильтрации нами проверена и направлена работать на завод № 684 г. Подольска».
30 ноября 1944 года из спецлагеря № 283 на имя И.В. Сталина поступило письмо от бывшего советского военнослужащего Г.Я. Сычева. Вот текст его обращения:
«Верховному Главнокомандующему Маршалу Советского Союза товарищу СТАЛИНУ Иосифу Виссарионовичу.
От бывшего Военнослужащего СЫЧЕВА Георгия Яковлевича.
По социальному происхождению я сын крестьянина-середняка. По социальному положению служащий — учитель (н.с.ш.). Рождения 1911 г., уроженец с. Шаблыкино, Шаблыкинского района, Орловской области. С 1923 года по 1931 год обучался в советских школах и в результате получил образование и звание народного учителя.
С 1931 г. по 1941 г. работал учителем и директором Н.С.Ш. В 1941 г. 29 июня был мобилизован на фронт. Будучи на фронте 6 месяцев (258-я стрелковая дивизия), Лопал в окружение, а потом в плен. Через четыре дня из немецкого плена я сумел уйти. Но ввиду того, что линию Фронта было пройти невозможно — пришлось идти на родину, которая была оккупирована немцами.
Поэтому с ноября 1941 года по 16 августа 1943 года пришлось жить на родине. 16 августа 1943 г. наша местность была освобождена, и я Шаблыкинским РВК Орловской области был мобилизован на фронт для продолжения срока службы. Но на основании существующего приказа я Орловским пересыльным пунктом был направлен на госпроверку с содержанием при лагере НКВД СССР № 283. И вот с 13 августа 1943 года и по настоящее время я нахожусь на госпроверке при вышеуказанном лагере и до сего времени еще не проверен.
