При работе в ОКБ, несмотря на интеллигентный характер Бека, у него возникали проблемы с не очень порядочными руководителями (которых у нас тоже хватало). При одной из жалоб Сергееву такого в высшей степени непорядочного начальника, пытавшегося свалить на Бека собственное отставание, Владимир Григорьевич, не разобравшись в сути дела, объявил, что Бек с этой минуты снят с должности. Это было настолько несправедливо и неправильно, что я сказал, что Бек уйдет только вместе со мной. При полной к тому времени нетерпимости Сергеева к любым возражениям от сотрудников, он оказался в сложном положении и немедленно закрыл совещание. Потом он нашел в себе силы признать, что погорячился, или скорее всего понял, что снимать с работы меня это уже чересчур, да и министерство ему не позволит. Так что Бека от увольнения я определенно спас.
И, вспоминая лабораторию Щербаченко, никак нельзя забыть молодых девушек, только окончивших мехмат университета и получивших к нам назначение. Упомяну только двоих — Клаву Филиппову и Лину (Ангелину) Мялик и их неизменную начальницу, работавшую у нас раньше Наташу Рыжавскую, умницу, спокойную, выдержанную, очень способную сотрудницу.
Начальником лаборатории, разрабатывавшей наземные, проверочные программы, стал Виталий Павлович Каменев, а у него правой рукой — Юрий Михайлович Златкин. Программ этих было невероятное количество, так как автор любого прибора хотел, чтобы его проверили максимально тщательно, вплоть до контакта каждого реле, даже в резервированной полностью системе, и на этом «стоял до упора». Программы-то делать не ему, а уверенность, что прибор в порядке, сильно успокаивает.
Сосредоточение всего программирования БЦВМ в одном месте вынуждало нас все время искать способы повышать производительность труда, для чего нужно было создавать большое по объему сервисное математическое обеспечение, позволяющее ускорять и автоматизировать работу программистов БЦВМ. И здесь нам совершенно неожиданно помог директор киевского института кибернетики АН УССР Виктор Михайлович Глушков. Он стал депутатом Верховного Совета СССР от того избирательного округа, где располагалось наше ОКБ, и посетил нас в порядке встречи с избирателями. Конечно, его повели в теоротделение, и я ему пожаловался, что при нашем «ручном» программировании именно оно будет определять сроки создания ракет. Я был поражен, когда он предложил услуги своего института для помощи нам в повышении производительности труда наших программистов, т.е. в создании средств автоматизации их работы. Всегда я крайне негативно относился к возможности получения реальной пользы от многочисленных договоров с академическими и учебными институтами, что легко понять каждому, кто пытался получить от них конкретные результаты. Но Виктор Михайлович меня поразил, он предложил (и реализовал свое предложение) и создал на территории своего института лабораторию технологии программирования, конечно, за счет наших средств, но работающую полностью по нашим заданиям, что гарантировало получение реальных результатов, так как сотрудники лаборатории, хоть и сидели в институте кибернетики, точно понимали, кто и за что им платит зарплату.
Переход к БЦВМ потребовал изменения характера работ и взаимодействия и у других подразделений ОКБ, но, в конце концов, все как-то «устаканилось», и мы начали делать цифровую СУ для днепропетровской ракеты, следующей за 8К67, она называлась 15А14 и была рассчитана на доставку 10 (!!!) водородных бомб — рекордное число. Именно ее развитие привело, в конечном счете, к появлению «Сатаны».
В результате того, что теоротделение взяло на себя главный объем работы по созданию СУ с БЦВМ (в других фирмах эта работа затронула и другие, кроме теоретиков, подразделения) оно стало, по существу, определять все важные решения, а численность его выросла до 1300 человек.
Пожалуй, стоит подробнее рассказать о внутренней жизни теоретиков, так как все равно большую ее часть мы проводили на работе, и от обстановки там зависело не только наше мироощущение, но и результаты работы.
В большом коллективе высококвалифицированных и способных людей всегда находятся люди с художественными способностями. Надо только им не мешать, что было достаточно сложно делать под постоянным и бдительным надсмотром «органов» (т.е. КГБ), но как-то мы решали эту проблему.
Во-первых, наша стенгазета (я думаю, теперь уже не все знают, что это такое) выделялась остротой печатаемых заметок, я только просил, чтобы критика ограничивалась сотрудниками отделения, начиная, естественно, с меня, так как попытка преодолеть этот барьер кончалась не очень удачно из-за обид критикуемых.
Каждый номер стенгазеты собирал толпу читателей, причем не только сотрудников нашего отделения, и становился предметом самого тщательного изучения в КГБ на предмет поиска «антисоветских» шуточек.
Но основным вне работы стали наши вечера. Это можно, конечно, называть и художественной самодеятельностью, но будет очень несправедливо по отношению и к авторам, и к исполнителям. Их уровень мастерства не уступал артистам харьковских театров, а тематика и способ выступления были намного более интересными для зрителей.
Мы обычно арендовали один из самых больших дворцов культуры (это уже была территория не за колючей проволокой) и один раз в году устраивали там новогодний вечер теоротделения. Успех был оглушительный.
Сотрудницы и жены сотрудников шили на этот вечер платья, представители смежных организаций из других городов стремились попасть в этот день в командировку, сотрудники не нашего отделения всякими неправдами доставали билеты, а у нас было две проблемы — не допустить положенной в таких случаях пьянки и проследить за отсутствием чересчур острых выступлений, которым при большом желании можно было приписать и недопустимую направленность. Самое главное, что критика начиналась с меня (здесь уж приходилось терпеть), но не выходила за рамки отделения.
В третьем (теоретическом) отделении было не только интересно работать, но и можно было хоть изредка отдохнуть вместе с коллективом своей лаборатории в нерабочее время, что сплачивало коллектив и шло на пользу делу. Вскоре отдел кадров стал рассматривать назначение молодого специалиста в теоротделение, как награду, многие даже искали знакомства, чтобы получить к нам назначение. И сын Сергеева, и сын его первого заместителя и директора нашего опытного завода Борзенко, и сын заведующего отделом оборонной промышленности обкома партии (совсем большая «шишка») работали в теоротделении.
